– Значит, пустить всё на самотёк? – спросил Брежнев.

– Я такого не говорил, – запротестовал я. – Пусть разбираются сами, но это не значит, что польским товарищам нельзя подсказать и помочь. Только помогать не слишком сильно и один раз. Гомулку в любом случае нужно менять хотя бы на того же Герека. Правительство пойдёт на уступки, но и профсоюзы должны помочь. А воевать не советую. И ребят много потеряем, и репутацию угробим больше, чем американцы после Вьетнама. Они убивали каких-то азиатов, а мы убьём поляков, а они почти европейцы.

– У вас есть что добавить? – спросил Громыко.

– Есть, – зло ответил я. – Зачем меня притащили в Кремль? Нельзя было поинтересоваться моим мнением как-то иначе? Сказали бы, и я надиктовал бы всё на ленту! Долго продержится версия о ваших любимчиках, если студента ВГИКа будут возить консультировать правительство? А это видели с полсотни самых разных людей, и всем рот не заткнёте, кто-нибудь всё равно что-то ляпнет. И охрана узнала о том, что скромный киношник таскает ствол. Нельзя было сразу предупредить, куда меня повезут, чтобы я его не брал? Я понимаю, что вам нужно срочно принимать решение, но час-другой роли не играет.

– Не заводись, – сказал Брежнев. – Виноваты спешка и нервотрёпка. Немного не додумали, но ничего страшного в этом нет. Ты сейчас в институт?

– Да, но сначала съезжу домой, отвезу оружие.

Когда я приехал на занятия, все наши были в студии.

– Как идут съёмки? – спросил Герасимов. – Татьяна давно не звонила, вся в делах и заботах.

– Я тоже была в Бутырке, – подсказала мне жена свою версию моего отсутствия. – Жуть!

– Здорово всё оборудовано, – сказал я, – и работают с энтузиазмом. Должен получиться хороший фильм.

Теперь придётся звонить Лиозновой и упрашивать, чтобы подтвердила моё присутствие на съёмках, если вдруг позвонит учитель. Не хотелось, чтобы он уличил меня во лжи.

Больше меня не беспокоили из-за Польши. В газетах было упоминание о недовольстве части поляков временно возникшими трудностями, а на телевидении об этом не говорили. Как я узнал позже, диалог с оппозицией позволил приглушить недовольство и прекратить забастовки. Цены немного уменьшили, предоставили ряд свобод профсоюзам и организовали при правительстве консультативный комитет по экономическим вопросам, куда вошли Лех Валенса и ещё кое-кто из числа оппозиционеров. Вот и прекрасно, пусть попробуют не болтать, а работать.

Учиться мы прекратили за три дня до праздника и начали готовиться к студенческому вечеру. Программа была простая: сначала концерт силами актёрского факультета, потом чаепитие и танцы. Выступали не все. Отбор выступавших вели сами студенты в своих студиях. Мы спели на вечере две новые песни. Первой была «Снег кружится», а второй – «Мечта». Жена, как всегда, играла на рояле, а я рядом профессионально терзал гитару и выкладывался полностью, потому что для «Мечты» голос был слабоват.

– Вслед за ней, за мечтою иду я, всё сильней в мыслях тебя я целую. Может быть, в снах коротких ночами, может быть, я тебя повстречаю.

Закончились последние слова припева, и нам стали бешено аплодировать. Всё-таки запись на студии не сравнить с выступлением перед публикой, которая не жалеет рук, чтобы выразить свой восторг.

– Жаль, что вы не выбрали эстраду, – сказала Белохвостикова, когда мы вернулись за столик к друзьям. – Хороших артистов больше, чем хороших исполнителей, а песни у вас – это чудо!

– Так мы ведь не отказываемся петь, – сказала Люся. – А хорошего никогда не бывает много. Вот пойду в декрет и буду только петь.

– Уже? – спросил Николай. – А как же кино?

– Нет, это я говорю вообще, – порозовела жена. – Когда-то ведь будут дети. Давайте помолчим, а то мешаем другим.

– Пить чай под Новый год – это маразм! – проворчал Талгат, когда закончился концерт и началось чаепитие. – Николай, доставай рюмки.

Ерёменко достал четыре маленькие рюмки, которые Нигматулин заполнил чем-то розовым из маленькой бутылочки.

– Коньяк, – пояснил он мне. – Вам не предлагаю, пейте свой чай. Можете выпить и мой.

– Я лучше съем твоё пирожное, – сказала Люся. – С коньяком оно не сочетается, а с чаем будет в самый раз.

На танцах я жену не видел. Её как забрали в самом начале, так и перехватывали друг у друга до окончания вечера. Я не сильно расстроился: пусть у неё будет хоть какое-то разнообразие, а красивых девчонок на вечере было много, так что я не пострадал.

Когда всё закончилось, я позвонил насчёт машины и вместе с остальными начал приводить актовый зал в первозданный вид. Нашего шофёра не было, поэтому прислали дежурную «Волгу». Я поговорил с водителем, и он, прежде чем отвезти нас, развёз по домам наших друзей.

– Прекрасно отдохнули! – сказала жена, когда зашли в квартиру. – Хорошо, что сегодня только тридцатое и завтра будет целый день на подготовку к празднику. Уже почти час, давай быстрее спать.

– Сегодня был разговор о детях, – сказал я. – Как долго мы будем с ними тянуть? У тебя какие планы на этот счёт?

– Очень хочу малыша! – ответила Люся. – Только давай немного подождём. Должна же я сняться хоть в одном фильме! А с маленьким ребёнком можно сниматься только в эпизодах.

Этот Новый год отмечали точно так же, как и в прошлый, только праздничную программу смотрели по новому телевизору.

– Когда будут внуки? – спросил Иван Алексеевич. – До окончания института осталось всего ничего. Или мы раньше дождёмся их от Ольги?

– Я через год тоже буду поступать во ВГИК! – заявила Ольга. – Хочу быть артисткой!

– Не ждите внуков раньше чем через год или два, – ответила Люся. – Вы ещё молодые, так что потерпите.

– Давайте допьём шампанское, – сказала моя мама. – Последний тост. Выпьем за прошедший год! Он и для нас был хорошим и вообще… Война во Вьетнаме закончилась, а новых войн, слава богу, нет.

Действительно, боевые действия во Вьетнаме закончились на четыре года раньше, чем в моей реальности, но война в Индокитае ещё шла. В Камбодже убивали налево и направо, правда, уже сами камбоджийцы.

– Смотрите, какая чудесная погода! – сказала Люся, когда убрали со стола и уже собрались расходиться по квартирам. – Никто не хочет гулять? Какой снег повалил!

– Я пойду с вами! – решила Ольга.

– Больше никто не хочет? – спросила жена. – Тогда мы пойдём одеваться.

Через десять минут мы втроём вышли из подъезда и остановились, решая куда идти. Крупные хлопья снега, кружась, падали в почти полном безветрии. Сильного мороза не было, так, градусов десять.

– Пошли пройдёмся в сторону школы и назад, – предложила Ольга, ухватившая меня за левую руку.

Люся взяла за правую, и мы вышли со двора. Далеко уйти не получилось: дошли только до поворота к скверу, когда путь преградила компания подвыпивших парней.