– Это Эстер Джонс. – Девушка с понимающим видом кивнула. – И что вы хотели узнать?..

– Я знакомая ее жениха. Он просил меня проведать его невесту, пока его не будет. Ну, просто чтобы удостовериться, что у нее все в порядке.

– О-о, я понимаю! Но вас туда не пустят. Туда никого не пускают, но, если хотите, я могу сказать Эстер, что вы ее спрашивали.

Арлетта посмотрела на закопченное здание, потом перевела взгляд на девушку, которая выглядела так, словно на ее платье тоже осела толика лондонской сажи. За этими серыми каменными стенами, подумалось ей, лежит совершенно другой мир, вообразить который она не могла бы при всем желании.

– Нет, – сказала Арлетта и покачала головой. – Спасибо за предложение, но ничего ей не говорите. Я не должна вмешиваться, покуда с Эстер все в порядке. С ней ведь все в порядке, правда?

– Да, с ней все в порядке. Она в полном порядке, мисс. А врач сказал, что с ее ребенком тоже все будет хорошо.

– Это замечательные новости, – сказала Арлетта, чувствуя, как слезы застилают ей глаза. – Просто великолепные. Большое спасибо. Еще раз извините за беспокойство…

И, повернувшись, она быстро зашагала по грязным кривым улочкам Сохо, торопясь вернуться в фешенебельный Мэйфер, где в одном из самых дорогих лондонских ателье ее уже ждали Летиция и Лилиан.

Арлетта перечитала телеграмму дважды. Никакой тревоги она не испытывала – только любопытство. «Есть новости»?.. Это могло означать все что угодно. Мчаться на переговорный пункт, чтобы звонить в Лондон, она не собиралась – ей казалось, что никакой острой необходимости в этом нет. Сложив телеграфный бланк вдвое, Арлетта спрятала его в сумочку, думая о том, что, быть может, позвонит Лилиан на пути с работы.

Но о телеграмме она не забыла. Арлетта размышляла о ней почти все утро, задавая себе один и тот же вопрос: почему Лилиан послала именно телеграмму? Если бы речь шла о каких-то семейных делах, хватило бы и простого письма. Или нет?.. В конце концов ее беспокойство выросло настолько, что Арлетта попросила заведующую отпустить ее на обед пораньше. Получив разрешение, она тотчас вышла из магазина и поспешила на центральную телефонную станцию Сент-Питерс-Порта.

На ее вызов ответила телефонистка на коммутаторе в доме Лилиан.

– Здравствуйте, вы позвонили в «Гайд-парк мэншнз». С кем вас соединить?

Арлетта попросила соединить с квартирой Миллеров, и через несколько секунд уже разговаривала с горничной.

– Добрый день, это квартира Миллеров. Что вам угодно?

– Позовите пожалуйста мисс Лилиан Миллер.

– Кто ее спрашивает?

– Арлетта де ла Мер.

Чувствуя, как сердце у нее сжимается от страшного предчувствия, она ждала, пока Лилиан возьмет трубку. Наконец она услышала знакомый голос.

– Это ты, Арлетта? – всхлипнула Лилиан. – Наконец-то!..

– Что случилось?!

– Это было в новостях, но я подумала, что ты, наверное, еще не знаешь…

– Не знаю о чем? Да говори же ты!..

– О, это так ужасно, Арлетта! Так ужасно!.. Я даже не знаю, как тебе сказать… Оркестр…

– Оркестр?

– Да. Они все утонули.

Несколько мгновений Арлетта молчала, пытаясь осознать услышанное. Сбивчивая и не слишком связная речь Лилиан звучала почти комично. Как мог утонуть оркестр?

– Они плыли на «Роуэне»… Это такой пароход. Вчера вечером он затонул в Шотландии. Столкнулся в тумане с другим пароходом. Оркестр был на борту… Ах, Арлетта, они погибли! Почти все погибли!

Арлетта вскрикнула. Ноги не держали ее, и она сползла по стене на пол. Дежурная телефонистка с тревогой посмотрела на нее.

– Comment va, Mademoisell? Что с вами? – спросила она на характерной для Гернси смеси английского и французского, но Арлетта ее просто не услышала.

– Годфри?.. – прошептала она.

– Пока ничего не известно – газеты еще не публиковали списки погибших, но… Корабль пошел ко дну, Арлетта! Он буквально переломился пополам! Говорят, это произошло очень быстро.

Арлетта перевела дух и, цепляясь за стену, кое-как вскарабкалась на ноги. Нет, подумала она, этого просто не может быть. Годфри!.. Не может быть, чтобы он оказался на этом пароходе. Несомненно, он предпочел вернуться в Лондон поездом, чтобы жениться на Эстер Джонс и увидеть своего ребенка. Он не мог утонуть!..

Но, слушая, как Лилиан всхлипывает и сморкается в своей шикарной квартире на окраине Гайд-парка, Арлетта вдруг представила себе темно-синюю, как чернила, воду, в которую стремительно погружается тело человека: руки раскинуты, элегантный костюм колышется, как перья морской анемоны, глаза широко раскрыты, на мертвых губах играет умиротворенная, ласковая улыбка, которую она так хорошо знала. Это был он, Годфри… И следом за ним – словно для того, чтобы исключить возможность ошибки, – проваливался в пучину сверкающий золотой кларнет, который как будто спешил упокоиться на морском дне рядом с владельцем. Именно в этот миг Арлетта окончательно и бесповоротно поняла, что никакой надежды нет. Годфри мертв. Что это было, – интуиция, пресловутое шестое чувство или что-то еще, – Арлетта не знала, но никаких сомнений у нее не было.

Годфри умер.

Осознание его смерти пришло к ней одновременно и острой болью в сердце, и внезапным покоем, словно кто-то нежно баюкал ее и пел ей колыбельную.

Так и должно быть, подумала она мельком.

И, печально улыбнувшись своим мыслям, Арлетта сказала:

– Ничего, Лилиан, ничего. Все в порядке. Может быть, он еще и не… В общем, будем ждать новостей. Просто ждать новостей.

Но в глубине души она знала, что ждать и надеяться бесполезно. Годфри, ее единственная любовь, умер, а его ребенок остался без отца.

Через три дня в газетах появилось официальное сообщение, согласно которому во время крушения парохода «Роуэн» в Северном проливе[53] погибли восемь музыкантов Южного синкопированного оркестра, в том числе – «всемирно известный кларнетист мистер Годфри Каперс, также известный как Сэнди Бич». В этот день Арлетта не пошла на работу. Закрывшись в своей комнате, она проплакала несколько часов подряд, а потом заснула, опустошенная и несчастная.

1995

Этой ночью Бетти почти не спала.

У Кэнди Ли снова был гость или гостья, и она вопила во весь голос и стучала по стенам. Кроме того, по случаю теплой погоды в пабе через дорогу двери были распахнуты настежь, и воздух всю ночь оглашали вопли «Айрон мейден» и хриплые возгласы длинноволосых мужчин с подведенными лайнером глазами. К привычному шуму ночного Сохо примешивался и еще один звук, который мешал ей уснуть, пожалуй, больше других. Джон, которого Бетти уложила на диване (сама она устроилась на антресолях), то негромко стонал во сне, то вскрикивал, то бормотал какую-то тарабарщину.