Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В самом деле?
– Да. И один из них – печально известный Латур, так мило посмеявшийся над скотобойцами.
– По всей видимости, он вовсе не глуп, скотина.
– Это ему я сыпанула в глаза табаком.
– Он вас узнал?
– У него был такой вид, будто он меня не увидел, но с таким типами нельзя быть в чем-либо уверенным.
– А давайте сыграем с ними злую шутку!
– Какую?
– Я их поколочу.
У Кадишон не было никакого желания смеяться – это была единственная причина, по которой она не расхохоталась в ответ на простодушное предложение грузчика.
– Поколотите их? Но под каким предлогом?
– Ха! За этим дело не станет. Да и потом, разве людям, которые в такой час встречают друг друга на набережной, нужны какие-то предлоги? Достаточно легкого толчка.
– Нет, папаша Безомб, приберегите свои толчки, равно как и физическую силу, до лучшего случая. Латур вполне мог меня и не узнать и я предпочитаю воспользоваться этой удачей, чтобы не навлечь на свою голову неприятностей. Я устала от этой восьмидневной борьбы за то, чтобы подготовить, организовать и осуществить освобождение моего мужа. Давайте лучше пойдем дальше, как ни в чем не бывало.
– Как скажете, Кадишон.
Тип, прошедший рядом с нашей торговкой, был действительно Латур. Его сопровождал подчиненный – молодой человек, в котором он взялся воспитывать стража порядка и который впоследствии возглавил сыскную полицию Парижа.
Его имя мы называть не станем, во-первых, потому что в нашем повествовании ему отводится лишь незначительная роль, а во-вторых, потому что человек этот еще жив и мы не получали от него разрешения обозначать его более конкретным образом.
Ради удобства рассказчика и читателя назовем его просто Римлянин.
Латур был бы недостоин заниматься тем, что, по его мнению, являлось настоящим искусством, если бы не узнал Кадишон с первого же взгляда.
При виде женщины он тоже очень удивился и фраза, уже готовая слететь с его уст, застряла в горле.
Римлянин, проявлявший, по-видимому, живейший интерес к тому, что рассказывал начальник, возобновил прерванную беседу и сказал: – Как? Жаку?
– Да, Жаку, этому типу с рожей брошенного всеми идиота.
– И ему оказывает покровительство префект?
– Префект, жена префекта и весь остальной мир. Если кто-нибудь скажет, что ему составляет протекцию сам король, меня это вовсе не удивит.
– Что же случилось?
– Случилось то, что рапорт Жозефа, который, как я уже тебе говорил, предшествовал нашему аресту, наделал во всех этих чертовых кабинетах немало шума.
– Надо думать.
– Были даже разговоры о том, чтобы отдать нас под суд как истинных организаторов побега этого гренадера.
– Не может быть! – воскликнул Римлянин.
– Но на следующий день нас без всяких объяснений выпустили из тюрьмы на свободу и при этом еще рассыпались в извинениях.
– Тогда откуда вам стало известно об этом покровительстве?
– Да погоди ты. Когда мы с Жаком вышли из Форт дю Га, директор тюрьмы и главный надзиратель не проявили ко мне почти никакого интереса, но вот Жака обступили с двух сторон, стали его поздравлять и даже дошли до того, что спросили, нет ли у него жалоб на стражей за плохое содержание под арестом. Жак улыбнулся, сказал, что он от всех буквально в восторге, и ушел вместе со мной. Когда мы оказались за воротами, он без обиняков обратился ко мне и сказал: «Латур, своей свободой ты обязан мне. Более того, в полиции ты узнаешь, что тебе присвоен очередной чин и почти вдвое повышено жалованье». Теперь ты понимаешь, что, услышав эти слова, я от удивления разинул рот. «А Жозеф?» – спросил я. «Жозеф будет благодарить Бога, если останется жив», – холодно сказал Жак. «Это все благодаря тебе?» «Да, мне. Твой Жозеф решил быть самым умным. Теперь ему ампутируют обе ноги и поставят на живот большую заплатку. Вот чего он добился. Продолжай и дальше заниматься своим делом, Латур, – прибавил он. – Но если увидишь, что и я занимаюсь каким-то делом, не становись у меня на пути, это мой тебе дружеский совет». «Спасибо, – поблагодарил его я, – поиски Жана-Мари будем продолжать?» «Мне все равно, – ответил мне он. – Лишь бы с Кадишон не случилось ничего плохого».
– Ну и дела! – протянул Римлянин.
– Да, – продолжал Латур, – я думаю, Жак влюблен в эту молодую женщину, и не удивлюсь, если он специально заделался полицейским агентом чтобы, в случае необходимости, прийти ей на помощь.
Собеседники ненадолго умолкли.
– Расставшись с Жаком, я тут же побежал в мэрию. Все было так, как он говорил: мне присвоили очередной чин и значительно повысили жалованье.
– С чем я вас искренне поздравляю, господин Латур, – сказал Римлянин.
– А теперь, мальчик мой, ответь – в последние полчаса ты не заметил ничего необычного?
– Ничего, – удивленно ответил Римлянин.
– Это свидетельствует о том, что хоть глаза твои открыты, ты все равно ими ничего не видишь.
– Но помилуйте!
– Мой дорогой Римлянин, хороший агент полиции должен замечать каждую муху, пролетающую от него в десяти шагах, а мы только что столкнулись не с мухой, а с мужчиной и женщиной. И если бы меня сейчас одолел приступ поэзии, я продолжил бы метафорой: это были шершень и пчела.
– Какая еще пчела?
– Самая прекрасная торговка с главного рынка. Она не только красива, но еще очень элегантна и опрятна. Торговля ей это вполне позволяет, ведь она продает только фрукты и цветы. Да и смелости ей тоже не занимать. А зовут ее Кадишон.
– Не может быть! – закричал Римлянин.
– Может, мальчик мой, может…
– Я так хотел бы ее увидеть… Почему вы не сказали, когда мы проходили мимо?
– Потому что в этом заключается еще одно непреложное правило: когда агент встречает человека, за которым нужно вести наблюдение, при этом не арестовывая, он притворяется, что в упор не видит объекта своей слежки.
– Я понимаю. Но…
– Если бы мы с тобой стали шептаться, то Кадишон, узнавшая меня, сразу бы поняла, что я ее тоже признал, и этот здоровенный грузчик Безомб поколотил бы нас своими увесистыми кулачищами.
– Да полно… – с сомнением протянул собеседник Латура.
– Ты молод, Римлянин, и считаешь себя сильным. Безомб схватил бы тебя за руку и за ногу, а затем переломил бы о колено, как тонкую деревянную палочку. Однако речь не об этом. Могу поспорить на что угодно, что Жан-Мари тоже где-то рядом.
– Эх! – сказал Римлянин. – Если бы мы только могли его поймать…
– Ха! Мальчик мой, на сей раз я никого не возьму с собой в экспедицию. К тому же у меня есть намерение предпринять против него нечто совершенно новое.