Ответ был такой. Большое число людей решило остаться. У них просто не укладывалось в головах, что Земля действительно может погибнуть, и для каких-то там «космических одиссей» они были просто тяжелы на подъем. Но был и другой контингент, ничуть не уступавший по численности, который из Великого Исхода исключен был намеренно, – генетики считали его неполноценным (в некой официальной директиве – разумеется закрытой – такая категория людей именовалась не иначе как «балласт»). Разумеется, процесс дискриминации проходил под большим секретом – а ну как «балласт» взбунтуется, – но опасения не оправдались.

И вот после отбытия гигантских космических транспортов к альфе Центавра «балласт» унаследовал Землю. Тревожные прогнозы сбылись не полностью. Смертоносная комета Опик разминулась с Землей на миллион с четвертью миль. Но ее хвост так щедро опылил Землю радиацией, что погибло девять десятых всей фауны. Последовало великое оледенение, а когда тепло постепенно возвратилось, некогда процветавшая цивилизация на Земле впала в то, что принято считать варварством. Выжившие люди в большинстве своем вернулись к жизненному укладу, во все времена характерному для сельской местности. Техника выходила из строя, но мало кто стремился ее отремонтировать или построить что-то новое. Вместо электричества люди по старинке использовали лучины или масляные светильники. Канули в прошлое автомобильные гиганты; лошади для извоза и быки для пахоты заменили собой автомобили и тракторы. Города почти совсем опустели – в них орудовали шайки мародеров. Так как пожарных тоже больше не было, многие города выгорели дотла.

Как в Средневековье, опять наступил расцвет монастырей, которые в эти новые «смутные времена» служили очагами и хранилищами знаний и культуры. Сефардус, чьи родители были земледельцами, посещал монастырскую школу и там увлекся геологией. Так он и открыл эту заостренную башенку над Долиной Мертвых (тогда здесь была плодородная житница с хуторами и возделанными угодьями).

В основании башенки Сефардус устроил себе отшельническую келью, поскольку сразу же почуял исходящую силу. Прожив здесь всего несколько недель, он решил, что не променяет это место ни на какое другое.

Ближайший хутор находился в пятнадцати милях, в самой низине. Тамошний хозяин, в обмен на обучение своих детей грамоте, обеспечивал непритязательного отшельника всем необходимым. Вскоре Сефардус прослыл во всей долине святым, и народ из окрестных деревень стал стекаться к нему кто за советом, а кто и просто поклониться.

Между тем с Великим Исходом воинственности и агрессивности в людях нисколько не убавилось, и местные воители начали сражаться за господство. Один из таких, Рольф Вандал, возведя в горах к востоку крепость, часто совершал набеги на долину. Вот почему местные жители построили себе поселение на горном перевале с таким расчетом, чтобы оно было фактически неприступным. Понятно, что башенка была удобным смотровым пунктом, а потому каменотесы за три года выдолбили эту вот камору, в которой сейчас сидел Найл. Затем, по просьбе Сефардуса, ниже они прорубили и часовню.

Однако сам Сефардус предпочитал наблюдательную комнатку, ибо именно в ней со всей полнотой воспринималась сила. В зависимости от времени года сила то прибывала, то убывала, но неизменно ощущалась явственней, чем в любом другом месте долины.

В чем была ее суть? Сефардус этого не знал. Он догадывался лишь о том, что она как-то связана с солнцем и луной; кроме того, она была столь изрядна, что у него не оставалось сомнения: человеку предначертано уравняться с Богом.

А что же мог чувствовать в отшельнической келье Найл? Был ли это дух самого давно ушедшего Сефардуса? Определенно нет. И вместе с тем сила являла собой некую его часть, запечатленную этими стенами, подобно словам в манускрипте.

Встав, Найл по ступеням поднялся к проему окна. В стене здесь были предусмотрительно выбиты подобия поручней. Взгляду представал весь путь, проделанный за последние несколько часов. Вон впереди восточная равнина с цепочкой пологих зеленых гор. А за предгорьем к югу различается лесистая возвышенность, которую он проходил вместе с хамелеонами.

Отступив от окна, он заметил кое-что примечательное. Изнутри вид на внешний мир становился заметно четче и ярче, чем если высовываться наружу. Да-да, если смотреть на горы именно отсюда, изнутри, они существенно приближаются, как в увеличительном стекле.

Скорее всего, рангом святилища это место обязано неким особенностям энергетического столпа. Достоинства и вправду налицо: если башенку использовать для наблюдения, то ее способность приближать отдаленные предметы трудно переоценить. Вот сейчас, глядя на провал-проход в восточных горах, Найл различал его в таких деталях, что мог бы без труда разглядеть любого путника, словно в какой-нибудь сотне метров.

Найл долго и неотрывно смотрел в окно, вбирая при этом знание Сефардуса и тех людей, что возводили город по ту сторону горной реки. И вот, когда он, вдоволь набравшись сведений о бесчинствах Рольфа Вандала, собрался уже спускаться, на краю восточной равнины уловил движение. Невероятно: появившись из прорехи меж гор, в сторону святилища скакала добрая сотня всадников. Найл, все так же не веря глазам, выглянул наружу: кавалькада тут же исчезла. Но стоило убрать голову из окна, как всадники объявились вновь: реальные, во всеоружии. Представить было трудно, что это не более чем мираж.

И вот еще что. Когда он высовывал голову и воины (возможно, с Рольфом Вандалом во главе) опять появлялись, в мозгу что-то происходило, словно бы запускался некий механизм. И становилось вдруг ясно, что всадники – на самом деле продукт его мыслительной деятельности, креативное отображение того, что он усвоил, находясь в молельной комнате. Причем элемент домысла лишь в том, что всадников в данный момент перед глазами нет. На самом же деле он вглядывается в реальное прошлое.

Эта пронзительная догадка попросту ошеломляла. Получается, воины на самом деле живы, так же как и он сейчас. И так же, как он, пребывают в полной уверенности, что истинная действительность – вот она, непосредственно сейчас, перед глазами. Выходит, они заблуждаются?

Ответ был очевиден. Они не заблуждаются, просто умы у них чересчур слабы. Ответ провидел Сефардус с помощью той странной, пронизывающей святилище силы. Человеческому уму суждено стать сильным настолько, что он сможет объять реальность всех времен и мест.

Найл зачем-то представил себя в лесу, где ночевал накануне. Дело было вчера, а потому воссоздать в памяти детали не составляло труда. При этом он использовал только что усвоенный прием. В мозгу словно что-то щелкнуло, и он вмиг очутился у того самого места, где лежал; даже трава была все еще примята. Вспорхнула потревоженная нежданным явлением чечетка.

Это чем-то напоминало обзор местности глазами ворона. Находясь на той лесной опушке, Найл одновременно понимал, что в действительности находится в башенке над Долиной Мертвых, а здесь представляет собой не более чем транслированный образ. Даже руки на поверку оказались прозрачными – не в прямом смысле, а как бы состояли из призрачно мерцающей энергии.

Так вот почему Сефардус остановил выбор именно на этой зубчатой башне. Она была средоточием энергий, дававших ему некие магические силы. Земля полнится такими энергетическими завихрениями.