Двенадцатая ночь — ночь пророчества. Сэм стал успокаивать сестру, спокойно объясняя:

— Не надо думать об этом, Леттис. Это всего лишь глупый предрассудок. Помнишь, в прошлом году тетушка заболела лихорадкой, как раз в Двенадцатую ночь? И весь год после этого была здоровой и веселой, — он заметил Эмбер, задержавшуюся в дверях, Леттис не видела ее.

— О, но отец — совсем другое дело! Эта ужасная женщина! Ведь она просто убивает его!

Сэм пытался остановить сестру — Эмбер уже вошла в комнату. Леттис резко обернулась, мгновение она смотрела на Эмбер, словно решая, то ли извиниться, то ли высказать все, что она думает. Потом неожиданно крикнула:

— Да, это я о вас говорю! Это ваша вина! Ему стало гораздо хуже с тех пор, как вы приехали сюда!

— Тише, тише, Леттис, — прошептал Сэм.

— Нечего шикать на меня! Он мой отец, и я люблю его, а нам придется стать свидетелями его преждевременной смерти из-за того, что эта наглая женщина убедила его, будто ему снова двадцать пять! — ее переполняли ненависть и презрение. Объявление Сэмюэлем беременности Эмбер стало для Леттис ударом, будто со стороны отца это было последним доказательством неверности памяти их покойной матери. — Что вы за женщина? Разве у вас совсем нет сердца? Загонять старика в могилу, чтобы унаследовать его деньги!

— Леттис… — умоляющим голосом попросил Сэм.

Ощущение своей вины помешало Эмбер возразить. У нее не хватало решимости ссориться с дочерью мужа, когда тот лежит в комнате рядом, возможно, при смерти. Она ответила неожиданно мягко:

— Это неправда, Леттис. Я понимаю, у нас большая разница в возрасте. Но я старалась дать ему счастье и думала, мне это удавалось. А Сэмюэль был болен до того, как я познакомилась с ним, и вы знаете это.

Леттис старалась избежать взгляда Эмбер. Ничто и никогда не заставит ее примириться с этой женщиной, которой она не доверяла по тысяче причин, но была еще в состоянии ради отца хотя бы внешне проявлять к ней почтение.

— Простите, я слишком много наговорила. Это из-за того, что я страшно тревожусь за отца.

Эмбер направилась к дверям спальни и, проходя мимо Леттис, быстро взяла ее за руку.

— Я тоже беспокоюсь за него, Леттис.

Леттис озадачено взглянула не нее, но ничего не могла с собой поделать: малейший жест со стороны этой женщины всегда казался ей лживым и злонамеренным.

Сэмюэль отказался на этот раз от своей обычной ежегодной поездки в Танбридж Уэллс, ибо беременность жены не позволяла ей сопровождать его. Но он много отдыхал. Все дольше он оставался в своих комнатах вдвоем с Эмбер, а торговыми делами заправляли старшие сыновья. Эмбер читала ему книги, играла на гитаре, пела песни — своей преданностью и весельем она пыталась успокоить голос собственной совести.

Среди людей, ведущих финансовые дела, было обычным в конце года производить проверку счетов и подводить итоги, но поскольку сердечный приступ задержал Сэмюэля, он отложил дела до начала февраля. Потом он работал над финансовыми бумагами несколько дней. Часть его капитала хранилась у банкира, часть вложена в акции Ост-индской компании, одним из директоров которой был он сам, в закладные, в проценты с капитала каперского флота и в другие подобные активы, а также в грузы в Кадиксе, Лиссабоне, Венеции, в драгоценности, золотые слитки, а кроме того, были и наличные.

— Почему бы тебе не предоставить бухгалтерскую работу Сэму и Бобу, — предложила однажды Эмбер Сэмюэлю. Она сидела на полу и играла с Тенси в игру «колыбель для кошки».

Сэмюэль работал за письменным столом, одетый в ост-индский камзол, привезенный ему Брюсом. Над его головой висел светильник с многочисленными свечами, ибо, несмотря на полдень, в помещении царил полумрак.

— Я хочу быть уверен, что мои финансовые дела в полном порядке, потому что, если со мной что— нибудь случится…

— Не надо так говорить, Сэмюэль, — Эмбер встала на ноги, бросила игру и, потрепав Тенси по голове, подошла к Сэмюэлю. Она чмокнула его в щеку и наклонилась, обняв за плечи. — Боже мой, как ты в этом разбираешься? Я бы ни за что в жизни не справилась с такой кучей цифр! — по правде говоря, Эмбер могла отличить разве что одну цифру от другой.

— Я все делаю так, чтобы тебе не нужно было ни о чем беспокоиться. Если родится мальчик, я оставлю ему десять тысяч фунтов, чтобы он сам мог начать свое дело. Я полагаю, для него будет лучше так, чем получить долю у братьев. Если же родится девочка, я оставлю ей пять тысяч в качестве приданого. А в каком виде ты хотела бы получить свою часть — деньгами или собственностью?

— О Сэмюэль, я не знаю! Давай не будем об этом говорить!

— Ерунда, дорогая. Об этом надо думать. Мужчина, имеющий хоть какие-то деньги, должен составить завещание, независимо от его возраста. Я передам деньги банкиру Шадраку Ньюболду.

Сэмюэль умер очень скоро, однажды вечером, в начале апреля, сразу после того, как поднялся к себе в спальню после напряженного рабочего дня.

Тело Сэмюэля Дэнжерфилда лежало дома на большом черном возвышении. Две тысячи фунтов было роздано бедным — по три фартинга на человека вместе с элем из жженки и печеньем. Его молодая вдова, которую все очень жалели из-за предстоящих в скором времени родов, принимала посетителей в своей комнате. Она была бледна, в простом черном платье, под густой черной вуалью, свисавшей чуть ли не до пола. Каждый стул, кресло, зеркало и картина в доме были затянуты черным крепом, все окна затворены, горело лишь несколько свечей — в дом пришла Смерть.

Гостям подавали холодные мясные блюда, вино и печенье. Наконец тронулся похоронный кортеж. Ночь стояла темная, холодная и ветреная; пламя факелов развевалось, как знамена. Процессия двигалась очень медленно и торжественно. Человек с колокольчиком шел впереди по улицам, за ним следовал катафалк, запряженный шестеркой черных лошадей с черным плюмажем на головах. Мужчины в черном облачении ехали верхом на черных лошадях рядом с катафалком, за ними двигалась вереница почти из тридцати закрытых черных карет, в которых были ближайшие родственники, дальше — члены гильдий, к которым принадлежал покойный, а за ними — нестройными рядами все остальные. Похоронная процессия растянулась почти на две мили.

В ту ночь Эмбер не могла одна уснуть в своей черной комнате. Она уговорила Нэн ночевать с ней вместе, и чтобы рядом с кроватью всю ночь горел светильник. Оказалось, не очень-то легко быть богатой женщиной. Она не испытывала от богатства той радости, которую предвкушала. А смерть Сэмюэля не так сильно, как должна была бы, опечалила ее. Эмбер просто охватила апатия. Единственным желанием было поскорее родить этого ребенка и освободиться от бремени, становившегося с каждым часом все более невыносимым.

Приемная кишела людьми. Молодые люди стояли группами по два, по три человека или вчетвером. Опершись на подоконники, они глядели на улицу, где яростный мартовский ветер гнул деревья, почти прижимая их к земле. Мужчины были в шляпах с перьями и в длинных камзолах с пристегнутыми у бедра шпагами. Кружевные манжеты ниспадали на пальцы, кружева были и на коленях, а на плечах, локтях и у бедер свисали кольца из лент. Некоторые зевали, другие бродили с сонными глазами.