— Мне приходится возделывать лишь церковный сад. А у вас бездна разных забот. Как вы умудряетесь одновременно готовиться к войне с французами и писать молитвенные или образовательные труды?

Он явно вспомнил «Азбучный катехизис, изложенный его королевским величеством» — своеобразный начальный учебник по чтению, когда-то составленный мной на досуге.

Мне было нечего ответить, ибо я не знал, как мне удается успешно проворачивать такую уйму дел. Хотя порой одни занятия мешали другим, и в работе над молитвенником я не мог думать о том, много ли палаток понадобится для европейской военной кампании.

— Сам удивляюсь, — признался я. — Но к счастью, успеваю все, иначе Англии понадобилось бы шесть королей.

Шесть королей. Совет шести королей. Именно об этом приходилось размышлять из-за малолетства Эдуарда. Выходки непослушной Елизаветы обременили меня заботой, от которой мне хотелось отмахнуться, но… Доживу ли я до 1555 года, до восемнадцатилетия Эдуарда? В этом возрасте я сам стал королем. Сейчас малышу всего пять лет. А другие мои отпрыски хорошо укоренились, и их рост может лишить жизни моего Эдуарда. Мария уже взрослая и, несмотря на внешнее смирение, способна многого достичь в католических кругах. Елизавета обладает несомненным умом и привлекательностью. Вдруг она вынашивает тайные честолюбивые планы? Эдуард находился в опасном окружении, ему многое угрожало.

Я должен обеспечить ему надежную защиту, чтобы он спокойно достиг зрелости. Даже если меня уже не будет. Никто не спорил с тем, что «новое поколение», наши ученые и верные придворные, по праву уважаемые и титулованные мной, склонялись к протестантизму. И Эдуарду, разумеется, придется осваивать новые пути, дабы успешно руководить этими людьми. Поэтому, подавив опасения, я смиренно назначил для его воспитания двух гуманистов — Ричарда Кокса и Джона Чика.

Кроме того, я начал втайне составлять список советников для наставнической помощи Эдуарду. Конечно, никакого лорда-протектора не нужно, ибо история уже дала нам печальный пример — Ричард Плантагенет показал, как протекторы расправляются с теми, кого призваны защищать. Наш совет будет составлен из равных. И я изложу свою волю в завещании. Мое завещание…

Мне совсем не хотелось думать о том, что я не протяну следующие тринадцать лет. Отвращение вызывали не только мысли о смерти, но и порожденная ими тошнотворная слабость. Я убеждал себя, что просто принимаю меры предосторожности, но это не означало, что я молчаливо смирился с близостью кончины. Молодые короли не раз гибли в сражениях, да и я готов рискнуть и принять участие в баталии… как говорится, рискуя своей жизнью.

Посмею ли я признаться в этом? Я желал осуществить давние военные планы, ради исполнения которых когда-то связывался с Фердинандом и Максимилианом. Но на сей раз я буду хозяином положения, без обманчивых союзников с их проволочками. Да, я не собираюсь повторять оскорбительные ошибки тридцатилетней давности, что ослабили нашу военную мощь. Я возьму города Пикардии, которые давно мечтал завоевать, и, добавив их к Кале, основательно увеличу владения Англии на французском побережье.

Жизнь будет идти своим ходом, но я умело направлю ее в нужное русло. Рано посвящать кого-то в мои замыслы. Я с наслаждением представлял возможности, которые откроются передо мной благодаря осуществлению этих грандиозных планов.

* * *

Между тем полным ходом шла наша подготовка к показательной порке шотландцев. Мы не делали из нее тайны. Вот соберут они урожай зерновых, дабы не вымер к зиме их скот, и тогда мы нанесем решительный удар.

В августе я приказал войскам вступить в пограничные графства, и скотты разбили их при Хаддон-Риге, неподалеку от Бервика. В плен попало шестьсот человек, включая их командующего сэра Роберта Боуза. Должен признать, такого мы не ожидали. Непредсказуемые дикие горцы вечно преподносили нам сюрпризы. Стоило подумать, что они обессилели, притихли и успокоились, как они вскидывали голову и жалили, подобно гадюке.

В ответ я велел Норфолку преследовать их. Впервые после позора, в коем была повинна (нет, рука не поднимается писать ее имя) его племянница, я послал к нему гонца с заданием. За компанию со своим вспыльчивым сынком Генри он поджег десятка три городов, в том числе и на равнинах Келсо и Роксбурга. Но то были неубедительные, по-женски мягкие меры. Меня это только огорчило. Я дал приказ разгромить шотландцев, а не щелкать их по носу или наступать им на мозоль.

Однако Яков по непонятным причинам воспринял эти поджоги как призыв к войне. Его честь требовала удовлетворения. Он собрал войско, хотя его знатным подданным не хотелось сражаться за короля, не ценившего их заслуг. Пограничных лордов и баронов вроде Аргилла и Морея обидело жестокое и изменчивое обхождение Якова, и в итоге уже в Лодере шотландские солдаты отказались идти дальше на юг и разошлись по домам.

Пришлось собирать другую армию, и стараниями кардинала Битона через три недели шотландцы вооружили десять тысяч воинов. Ох уж этот кардинал! Папа Павел III поручил ему издать в Шотландии буллу, предающую меня анафеме. Как же я ненавидел его! Кардиналы, по-моему, назначались Римом исключительно для того, чтобы терзать меня, не давая ни минуты покоя в этой жизни.

Во главе той армии встал Оливер Синклер, фаворит короля. Яков любил его больше женщин, тем самым порождая презрение и насмешки. Ненавистный Синклер не обладал военными талантами. У залива Солуэй-Ферт, на юго-западе Шотландии, Яков внезапно решил покинуть свои войска, заявив, что пойдет на Англию из Лочмабена во время отлива. Неужели он считал, что Синклер способен самостоятельно руководить сражением? Непонятно, о чем он думал.

Мы быстро подготовились к бою. На берегу Солуэя скоттов ждали три тысячи англичан под командованием сэра Уортона, заместителя главы пограничных графств. Имея численное превосходство, Уортон решительной атакой разметал строй шотландцев, загнал их в болото, а его воины либо добивали их копьями и мечами, либо предоставляли им выбор: сгнить в болотной трясине или утонуть в речных водах. Были взяты в плен двенадцать сотен врагов в придачу с Синклером. Шотландские солдаты, набранные в основном в пограничных землях, будто бы с извращенным удовольствием наказывали собственного короля, сдаваясь в плен без боя. На нашу сторону перешли многие дворяне, склонные к протестантизму. Перед нами открывались широкие горизонты.

Но Господь приберег для нас еще более замечательный подарок. Услышав о поражении, король Яков угас как свеча. Говорят, он сказал: «Оливер бежал? Какой позор! Оливер взят в плен? Все потеряно!»

Переживая свое жалкое поражение, он укрылся в Фолклендском замке. Его жена ходила на сносях, но это никак не могло обнадежить его. Сыновей он уже потерял, а любой ребенок, родившийся после такого поражения, будет обречен.

Родилась девочка. Услышав об этом, он заявил: «Не все ли равно? Стюарты начали с дев, девами и закончат». Потом отвернулся к стене и, пробормотав: «Проклятье! Проклятье!» — отошел в мир иной. Яков не дожил до своего тридцать второго дня рождения. В качестве наследницы он оставил младенца недельного возраста. Ее крестили Марией и объявили будущей королевой Шотландии.