Далее я обратился к собравшимся:

— Итак, мы увидели, что смогли. Поистине, это грозный хищник, но ему необходим заботливый уход. Дадим крокодилу отдохнуть. — Я прикрыл глаза от слепящих лучей. — А нам пора найти защиту от палящего солнца. Поедем в Хэмптон… Я приглашаю всех присоединиться к застолью в банкетном доме. Проведем этот славный летний день согласно традиции.

Импровизированный прием стал, с моей стороны, первым искренним шагом к светскому общению после истории с Екатериной и… после зимних неприятностей. До сих пор я жил в неком оцепенении, надеясь, что мои чувства оживут. И вот сегодня мне захотелось насладиться великолепной погодой. Идея приятного отдыха в банкетном доме, пустовавшем уже несколько летних сезонов, привлекала меня, и я не рассуждал, правильно ли поступаю, улучшит ли это мое состояние, одобрят ли мое решение врачи.

Упомянутый дом стоял на вершине рукотворного холма в дальнем конце Хэмптонских садов. Анна задумала построить его в тот год, когда родилась Елизавета, но претворение в жизнь ее оригинальных замыслов потребовало много времени и труда, здание возводили больше года, а потом долго выращивали вокруг него экзотический сад. Только сейчас все приняло такой вид, о каком мечталось тем далеким летом… Тогда мне казалось, что мы с Анной Болейн никогда не расстанемся и в новом зале будет звенеть ее нежный смех…

Призраки, призраки. Я махнул рукой, словно убирая возникшую перед глазами паутину. Теперь меня со всех сторон окружала призрачная дымка, окутывая все, что вставало на моем пути.

Насыпной холм высотой в шестьдесят футов опирался на кирпичное основание. Землекопам пришлось изрядно попотеть. Сейчас его склоны покрылись густым травяным ковром, плодовыми деревьями — вишнями, яблонями, грушами, а также самшитами, миртами, лаврами и кустами гардении. Причудливо подстриженные ветки придавали им вид разных зверей и сказочных созданий. В саду находилась и своеобразная коллекция солнечных часов, обнаруженных мной в монастырях. Кроме того, его украшали забавно раскрашенные деревянные фигуры драконов, львов, единорогов, борзых, грифонов, украшенные щитами и символами королевских гербов. К вершине холма вела пологая аллея, вдоль которой росли маргаритки, бархатцы, львиный зев, розмарин, ромашки и лаванда. Ширина гравиевой дорожки позволяла пройти бок о бок трем или четырем путникам, и, когда мы поднимались по ней, гости тянулись за мной длинной вереницей, словно дети, выведенные на прогулку.

Наверху красовался летний банкетный дом, построенный на прочном каменном фундаменте. Цветущие лианы красиво увивали лестницы и деревянные фахверковые стены, поднимаясь под крышу, поэтому внутри царила прохладная полутень, переливчатый изумрудный свет заливал зал, а слабо колышущаяся за окнами листва служила защитой от жаркого ослепительного солнца. Там мы прекрасно переждем дневной зной, потягивая вернейское, славное белое винцо.

Я успел отправить гонца с приглашением для придворных дам. При дворе сейчас остались лишь жены моих советников, камеристки и несколько фрейлин Екатерины.

Дамы явились почти в полном составе. Может, им не хватало развлечений или они обрадовались возможности провести день в обществе своих мужей? К нам присоединились молодая жена Брэндона Кэтрин, Джоан Денни, Джоан Дадли, супруга Эдварда Энн Сеймур и Мэри Говард, вдова Генри Фицроя.

Я позавидовал счастливым парам. Ведь, в сущности, только этого я и хотел: всю жизнь быть верным мужем любящей жены. Почему мне отказано в этом? Но зависть является грехом, да, смертным грехом. «Не желай жены ближнего твоего… ничего, что у ближнего твоего». Чужой жены я не желал, позарился на чужое счастье… Однако и этого нельзя.

Гости запросто устраивались на уютных диванчиках, располагающих к приятному общению. Здесь не соблюдались церемонии, которые предписывали строгое распределение мест. Все могли чувствовать себя свободно и делать то, что хочется.

Совсем другое дело карнавалы или вычурные официальные приемы, которым я отдавал предпочтение во времена юности. Теперь я все больше ценил уют, непринужденность, вольную, ни к чему не обязывающую обстановку. И сожалел о том, что так долго не замечал в своем окружении людей, которым требовались покой и удобства. Ведь среди придворных полно было пожилых толстяков, стариков с больными суставами и объемистыми животами. Бедняги, они-то наверняка считали мои балы настоящей пыткой.

— Я рад приветствовать вас в банкетном доме, — сказал я, поднявшись и обводя рукой просторный зал. — Чудесный день, прекрасное общество… Все сложилось как нельзя лучше. Нам прислали клубнику из сада Уильяма Паулета и с полей, раскинувшихся на холмах близ Холборна. Мы можем освежиться вернейскими и оснейскими винами из винограда, выращенного в Эльзасе, и…

— Лакать французскую кислятину? Ни за что! — перебил меня Томас Сеймур, тряхнув густой, блестевшей в солнечных лучах каштановой шевелюрой. — Разве подобает нам, англичанам, быть столь неразборчивыми в выборе напитков? Ведь французы заключили еретический союз с турками. Так неужели же мы будем пить их вино? Я возражаю!

Он перевернул свой кубок. Земляной пол быстро впитал золотистый напиток.

Остальные гости в смущении смотрели на меня. Сеймур стоял, ожидая моего отклика.

— Садитесь, Томас, — кивнул я ему, и обратился к остальным: — Он прав. Политические события омрачают безоблачную прелесть этого дня, но наша жизнь немыслима без них. Турки прислали нам крокодила в знак признания нашего владычества. Французы помогли перевезти их подарок. Что тут скажешь… Будем ли мы пить их вино?

После моих слов все гости, словно по команде, опрокинули кубки. Раздалось дружное журчание. Казалось, отряд стрелков решил облегчиться на привале.

— Меня радует ваше единодушие. Но теперь нам придется страдать от жажды, — рассмеялся я.

— Английская вода гораздо лучше утолит ее, — усмехнулся Сеймур.

— Верно, — поддержал его нестройный хор голосов.

Ах, с каким жаром они выразили согласие! В увитом зеленью зале легко и приятно проявлять воинственность и представлять будущие славные подвиги.

— Так вы готовы сражаться против позорного нечестивого союза, если возникнет необходимость? — поинтересовался я.

— Да! Да!

Они рвались в бой, жаждали посвятить себя великому делу. И эта война должна быть таковой, в отличие от мелких стычек на границах или между религиозными фракциями. Появление турка стало ответом на христианские молитвы.

— Тогда я призову всех вас, когда настанет время двинуть наши силы на Францию. Отлично, так и порешим. А теперь угощайтесь клубникой, — предложил я.

Совесть моих соратников успокоилась, и, воображая картины будущих подвигов и последующие триумфальные победные марши, они отдали должное скромным радостям летнего дня.

Впрочем, многие не желали воевать с Францией; они считали такую войну глупой тратой времени и денег, погоней за устаревшей мечтой. Прошли те времена, говорили они, когда пересекались интересы Англии и Франции, допускавшие планы захвата больших провинций. Ибо тогда независимые герцогства Бретань, Бургундия и Аквитания еще не присягнули на верность французской короне.