И только корона, оставшаяся нераздельной, тихо парила над этой бездной.

— Не существует добродетельных эльфиек, — прозвучал из мрака затихающий голос Гиона. — Все они, в человеческом понимании, не отличаются добронравным поведением. Они слишком любвеобильны для этого. Они умеют хранить верность только единственному из всех возлюбленных — и счастлив тот, кто сумеет войти в сердце эльфийки и воцариться там...

Эмери понял вдруг, что не в силах оторвать взгляда от пропасти. Она сделалась уже настолько широкой, что там могли пройти два всадника в ряд. В черноте Эмери начал различать женскую фигуру — деву с длинными косами, босую, в светлом платье. Она медленно танцевала в воздухе, поднимаясь вверх по лунным лучам, сплетенным между собой в витой шнур, и ее волосы, длинные спущенные с локтей рукава, ее платье, цепочки, свисающие со щиколоток, — все свивалось узорным многоцветьем, украшая простую сине-желтую нить света.

Эмери понял, что видит Ринхвивар. Единственная, кто заполняет пустоту души Гиона. И еще он понял, что нужно бежать, иначе память о Ринхвивар станет частью его жизни и начнет разрушать его, разрывать на части, не позволяя ни вернуться к изначальной цельности, ни окончательно умереть.

И Эмери закрыл лицо руками.

А когда он отнял ладони от глаз, то увидел, что прямо перед ним стоит Уида.

Эмери сказал:

— Мне нужно, чтобы ты поехала со мной в столицу, Уида.

Ему было невыразимо стыдно, когда он произносил эти слова, но другого выхода он не видел.

В ответ он ожидал от нее чего угодно: взрыва хохота или обвала насмешек, но только не спокойного, почти сердечного смешка:

— Ты искал жену для нового короля?

Эмери сказал просто:

— Да.

И еще спросил:

— Где Гион?

— Ушел с моим отцом. Сказал, что ему скучно с вами... — Уида покачалась с носка на пятку, заложила ладони за пояс. — Так ты видел Гиона? Хорошо... Не ожидала, что ты сумеешь его увидеть.

Эмери только кивнул, не в силах ничего добавить.

— Ладно. — Уида тряхнула волосами. — Эльфийская принцесса. Попробуем! Так ли хорош твой Талиессин для Уиды?

— Не знаю, — сказал Эмери. — Ты согласна?

Уида подняла палец.

— При одном условии: я обмениваю себя на Кустера.

— Поясни, — попросил Эмери.

— Кустер уходит к Эльсион Лакар. Собственно, он уже ушел.

Эмери зажмурился, потом снова открыл глаза, но ничего в мире за эти мгновения не изменилось: по-прежнему перед ним стояла, дерзко усмехаясь, Уида, и по-прежнему горел огонь, а Элизахар и Фейнне спали, обнявшись, возле самого костра. В их объятии не было страсти — они прижимались друг к другу, как давние супруги, с уверенной нежностью.

Уида проследила взгляд своего собеседника, но ничего не сказала.

Эмери вдруг ощутил невероятную усталость. Ему смертельно надоело разбираться с этим множеством сложных и тонких дел. Поручение королевы представилось ему вдруг исключительно простым, не требующим больших умственных затрат.

Поэтому он сказал прямо и грубо:

— Мне нужна эльфийка. Ее величество дала мне такое задание. Привезти в столицу чистокровную эльфийскую девушку. Первая, кого я нашел, была ты. Другую искать не хочу... не могу. Поедешь со мной?

— Я же объяснила, — протянула Уида, — будет совершен обмен...

— Вы с Кустером уже совершили свой замечательный обмен у меня за спиной, — перебил Эмери. — Сей превосходный человек попросту удрал с двумя бродягами к Эльсион Лакар...

— Между прочим, сейчас ты говоришь о моем отце и короле Гионе, — напомнила Уида с делано обиженным видом. — Изволь сменить тон и изъясняться почтительно.

Эмери махнул рукой с совершенно безнадежным видом:

— Лучше уж будем изъясняться как простолюдины. Полагаю, тебе такой способ привычнее.

— Откуда такое мнение? — удивилась Уида.

— Потому что с Кустером ты держалась как настоящая мужланка...

— Кустер — мужлан, вот я и вела себя как мужланка. Что тут непонятного? — Уида величественно пожала плечами. — Ты — дворянин, с тобой я буду вести себя как дворянка.

— А с Талиессином — как принцесса?

— Возможно, — сказала Уида загадочно.

— Ты устроила моему человеку пошлый побег. Просто нашла для него провожатых и сплавила подальше от меня. И тем самым создала мне сложности... Не объяснишь, почему?

— Потому что. Потому что любое существо должно жить так, как ему хочется, а не по чужой указке.

— Не такая уж дурная была указка, — заметил Эмери.

— Это безразлично. Хоть бы твои распоряжения исходили из уст твоих в виде золота и бриллиантов — это все равно будет неправильно.

— Пусть свернет себе шею, лишь бы по своей воле?

— Да, — заявила Уида с самым упрямым видом.

Эмери вздохнул.

— Мало того что мне придется платить его хозяину за павшую лошадь и за экипаж, так он еще и за Кустера потребует денег!

— Тебе жаль денег? — осведомилась Уида.

— Не хочется выглядеть глупо, — объяснил Эмери.

— Скажешь тому, главному хозяину, что парня убили в дороге, — посоветовала Уида. — Напали разбойники — и убили. Вместе с лошадью. Звучит, кстати, достаточно убедительно.

Эмери вздохнул:

— Что мне еще остается... Придется врать. Исключительно глупо.

— Зато я пойду с тобой. — Уида наклонилась к Эмери, крепко поцеловала его в лоб. — Так уж и быть, наведаюсь в столицу. Сделаюсь знатной эльфийской дамой и познакомлюсь с твоим Талиессином... Ты рад?

Он молча кивнул.

Уида взяла его за руку, свистнула своей лошадке.

— Идем!

Эмери сделал несколько шагов по тропинке, остановился, оглянулся на костер.

— А как же они... Фейнне, Элизахар?

— Оставь их. — Уида потянула его дальше за собой. — Не навязывай им себя. Тебе совершенно незачем за них бояться. Вот уж кому ничто не грозит! Пока горит костер, ни одно чудовище к ним не приблизится. А если они захотят, то всегда сумеют вернуться из приграничья в любой из двух миров. Они — истинно влюбленные, а это, знаешь ли, очень большая редкость.

Радихена приехал в столицу, когда заканчивалось время дождей. Он путешествовал как господин, в экипаже, с сундуком, полным разной одежды. Никогда в жизни у него не было столько собственных вещей. Он отзывался на чужое имя. Он и сам был каким-то чужим человеком — во всяком случае, не Радихеной, это уж точно.