Мириады огней мерцают и подрагивают, слезятся, вспыхивают иснова гаснут. И снова вспыхивают, изменив цвет, – в Этом городе заключеномножество вселенных, их гораздо больше, и они гораздо ярче, чем вселенныеЭс-Суэйры. И все эти звездные скопления, туманности и сверхновые вступают впротиворечие с моей собственной вселенной, одинокой и пустынной. Лишенной светаи навсегда скованной льдом. Мне хочется раствориться в огнях внизу, раскрытьруки и устремиться вперед, быть подхваченной потоками теплого воздуха и парить,парить, забыв обо всем.

Десять минут.

Десяти минут в квартире Мерседес будет достаточно.

Прежде чем сунуть ключ в замочную скважину, я присаживаюсьна корточки и проверяю наличие жевательной резинки внизу, в месте, где дверноеполотно упирается в наличник. Все в порядке, жвачка нетронута, ничего ненарушено, а это значит – за время моего отсутствия квартиру никто не посещал. Ивряд ли посетит в ближайшие десять минут.

Путь свободен.

Мне уже знакомо устройство замков, и на то, чтобы отперетьдверь, уходит не больше десяти секунд. Я осторожно прикрываю ее за собой иоказываюсь в пустой прихожей: не темной, как ожидалось, а наполненнойрассеянным голубым светом. Он не слишком интенсивен и, скорее всего, проникаетсюда из зала, где много светлее за счет огромных окон без штор. Не особеннозадумываясь о причинах свечения, я прохожу в зал. И только там, совершенноинтуитивно, оборачиваюсь.

Монитор.

Он включен, вот проклятье!..

Монитор слишком мал, чтобы разглядеть картинку на его экранеиз зала, но я хорошо ее помню и так: унылая часть стены, которая оживляетсялишь тогда, когда к двери кто-то подходит. Кто мог включить монитор? Уж не я лисама, слишком вольно обошедшаяся с одной из кнопок и случайно нажавшая натаймер? Размышлять над этим у меня нет времени – десять минут, десять минут!Теперь – уже девять с половиной, нужно быть порасторопней, Сашa!..

Так, внутреннее подбадривая себя выкриками, которые издаютпляжные футболисты в футболках с надписью «Рональде» и «Рональдиньо» на моейродине в Эс-Суэйре (ого! даже так!), я пересекаю зал и оказываюсь в спальне, азатем и в гардеробной. И по-хозяйски, как будто я и есть Мерседес (верховнаябогиня, умеющая видеть в темноте, под водой, при сплошной облачности и взадымленном помещении), сбрасываю вещи с полок, чтобы очистить проход впотайную комнату.

Собирать их будет кто-то другой. И уж точно – не я.

Часы Мерседес, а может, песочные часы Мерседес, а может,клепсидра Мерседес, запущенные в моем организме ее вирусом, четко отсчитываютсекунды. Не ускоряя и не замедляя темп времени. Один – костюм от Версаче, два –костюм от Кардена, три – винтаж-костюм от Biba, четыре – кнопка, она открываетпотайную комнату, еще мгновение – и я буду внутри.

Пять!..

Стеклянная оболочка песочных часов лопается. Стекляннаяоболочка клепсидры лопается. Вода и песок смешиваются, заливают мне глаза,забивают ноздри и рот. И сквозь пелену песка, сквозь толщу воды я вижу сидящегов кресле Алекса.

Алекса Гринблата.

Знаменитого галериста и теоретика современного искусства.Спасителя мира, переспавшего со мной когда-то в прошлой жизни. До того как я имеланаглость взять себе имя Мерседес Торрес, его компаньонки и почти мифа.

Не так давно в этом кресле сидела я и нашла его чрезвычайноудобным. При других обстоятельствах знакомства в нем можно было предатьсямечтам или заняться литературными опытами в стиле portative, неосмотрительнооставленной у Сальмы. Судя по всему, сходные чувства испытывает и Алекс. Онустроился в кресле с максимальным комфортом и вертит в руках конверт из-подвинила: черные геометрические фигуры на красновато-оранжевом фоне. «Абба» или«Fleetwood Mac», я тотчас принимаю сторону «Аббы»: из всего обширногорепертуарного наследия группы ««Fleetwood Mac» мне запомнилась лишь песня«Сара». Наверное, я бы смогла даже напеть ее, но вряд ли это впечатлило быАлекса и заставило его расстаться с десятью евро.

Алекс щурится и смотрит на меня в упор, даже не пытаясьскрыть изумления. И после секундного замешательства (я так и ощущаю, как онтасует приличествующие случаю маски, выбирая подходящую) пытается улыбнуться. Вэтом подобии улыбки нет мстительного торжества («ну вот ты и попалась,дорогуша!») – скорее это улыбка облегчения («слава богу, в этой ужасной комнатея теперь не один»!). Да, определенно – это улыбка облегчения с легкой примесьютревоги. Как будто он ожидал увидеть кого-то более опасного, чем его мимолетнаямарокканская знакомая.

– Сашa?

Полупарализованная страхом и неожиданностью, я ограничиваюськивком головы.

– Someday my princess will come, – говорит он,заметно волнуясь. – Вот вы и пришли. Здравствуйте, Сашa.

– Да, – я пропускаю «да» сквозь зубы с большимтрудом. Не исключено, что до Алекса оно дошло в несколько измененном,искаженном, потрепанном виде.

На что может быть похоже «да» в моей новой интерпретации?

Ты уже вернулся? – судя по всему.

Как ты здесь оказался? – я и раньше бывал здесь, тыдолжна это знать.

Кто ты на самом деле? – разве ты сама не догадываешься?

– Как вы сюда попали? – осторожно интересуетсяАлекс, все также пощипывая пальцами пластиночный конверт. Он и не подумалвстать, и (учитывая, что в комнатушке только одно сидячее место) мизансценавыглядит не лучшим образом. С точки зрения безмозглых читательниц женскихжурналов, готовых простить мужчине любую подлость, но никак не отсутствиегалантности. Я же нахожу сидящего Алекса благом. Я снова вижу в нем библиотекаря,а не Спасителя мира и компаньона Мерседес. Библиотекаря, напуганного ираздавленного тем, что вместо привычных карточек в его каталоге обнаружилиськарточки с видом на убийство. А в новые книжные поступления включены оружие ибоеприпасы. Мне страшно хочется думать именно так.

В противном случае ничего хорошего меня не ждет.

– Как вы сюда попали, Сашa?

– А вы?

– Я первый спросил.

– Случайно. Теперь ваша очередь.

– Вы соврали. Вы не могли попасть сюда случайно.

– Вы наверняка тоже.

– Я бывал в этой квартире. – Голос Алекса звучитобезоруживающе искренно. – Но никогда – в этой комнате. Для меня она –полная неожиданность.

Что ты задумал, Алекс? Что за игру ты ведешь?.. Вполневозможно, что те же вопросы Алекс вправе задать и мне. И с большим основанием.Ведь это он работал с Мерседес (если фотогалерею на пробковой стене вообщеможно назвать работой), а я и понятия о ней не имела. Так обстояли дела на тотмомент, когда Алекс покинул Эс-Суэйру. Вернее, бежал из Эс-Суэйры, оставив меняна растерзание служителям ленивой марокканской Фемиды. Все это время бегствоАлекса вызывало у меня подозрения в его причастности к убийству Фрэнки. А ещебритва, которую он очень вовремя заставил меня вытащить из стеклянного шкафа. Аведь там были предметы куда более занятные: статуэтка Будды и статуэтка МэрилинМонро. Или, к примеру, – музыкальная шкатулка, наигрывающая джазовыймотивчик. Но ни одним из этих трех предметов нельзя перерезать горло. Иджазовый мотивчик не может причинить никакого вреда упругой молодой коже.