— Смогу, конечно, — ответила Берри. — Я каждое воскресенье ходила в парк и там выбирала себе людей, которых буду рисовать. Если портрет удавалось продать, тем лучше. Ты что, думаешь, я только пейзажи умею?

— Не знаю, не знаю, — нахмурился Григсби. — Опасно звучит. Сумасшедшие там, и вообще. И еще день пути до Нью-Джерси? Ни в коем случае. Нет моего согласия.

Удачнее он ничего сказать не мог — для Берри несогласие деда послужило горстью пороха, брошенного в пламя. А потом, после рассвета в субботу, когда они с конями ждали парома, чтобы переплыть Уихокен, Берри сказала то, чего Мэтью и ждал:

— Уж если я еду с тобой в такую даль рисовать сумасшедшую в дурдоме, не следует ли мне рассказать все как есть? И не кусочки, как деду, ты мне все расскажи.

Много времени на обдумывание ему не понадобилось — Мэтью понимал, что ее поддержка нужна ему больше, чем чья бы то ни было.

— Да, — согласился он. — Я думаю, тебе нужно знать все как есть.

И по дороге он ей рассказал всю историю, начав со своей одержимости мыслью поставить Эбена Осли перед судом. Он ей рассказал о засаде на Слоут-лейн, о вечере убийства Пеннфорда Деверика, о своем появлении на месте убийства Осли и последующей погоне за Маскером. Он описал, как был нанят младшим партнером в агентство «Герральд» и как условился с миссис Деверик найти убийцу ее мужа. Рассказал о своем визите к Эштону Мак-Кеггерсу, когда выяснилось, что блокнот в последнем имуществе Осли найден не был, рассказал, как был схвачен сзади Маскером и получил блокнот для расшифровки. Там были имена воспитанников, сказал он, и какие-то коды, их отличающие. Он описал ей по памяти Королеву Бедлама и рассказал, как эта леди реагировала на имя Деверика. Итальянские маски на стене ее комнаты — не связывают ли они ее неизвестное прошлое и ее жалкое настоящее с Маскером? Он рассказал Берри, что рассчитывает найти в Филадельфии ответ на множество вопросов, но чтобы был хотя бы шанс на успех, необходим портрет.

Пересказывая события, Мэтью опустил только два момента, которые Берри знать не нужно: свое расследование «страстей по Уэйду» и ту ночь, когда он стал жертвой нападения Чарити Ле-Клер. Первое было чужой тайной, а второе… второе чертовски его смущало.

— Ну и ну! — покачала головой Берри, выслушав его рассказ, и Мэтью не мог понять по ее тону, то ли на нее это все произвело впечатление, то ли ошеломило. — Пришлось тебе потрудиться.

Да, подумал Мэтью. Про труд с взбесившейся бабой лучше не рассказывать.

Берри набрасывала профиль леди. Доктор Хальцен извинился и пошел осматривать своих пациентов, но Рэмсенделл остался и даже подошел ближе — поглядеть, как подвигается работа. Мэтью видел, что Берри передает натуру великолепно — Королева выходила как живая.

Вдруг леди вздрогнула, голова ее повернулась прямо к Берри — та резко задержала дыхание и оторвала карандаш от листа. Прошло несколько напряженных секунд, пока леди смотрела на Берри так, будто хотела спросить: а что эта девчонка делает у нее в гостиной? Рэмсенделл поднял руку, давая Берри знак не шевелиться, и постепенно взгляд Королевы снова сделался отсутствующим, и она отвернулась в залитый солнцем сад. Берри быстро глянула на Мэтью, получила подтверждающий кивок и снова взялась за работу.

Мэтью осторожно ходил по комнате, внимательней разглядывая маски, а потом вид Венеции. В богато убранной комнате слышно было только пение птиц и деловитое царапанье карандаша. А потому и он, и Берри были застигнуты врасплох, когда Королева вновь обернулась к своей портретистке и спросила царственным голосом:

— Девица, пришел ли уже ответ короля?

Растерявшаяся Берри вопросительно посмотрела на доктора, и тот покачал головой.

— Нет, мадам, — ответила Берри осторожно.

Королева продолжала смотреть на нее пристально, но Мэтью увидел, что глаза у нее снова стекленеют, возвращаются в загадочный внутренний мир, где она проводит свои дни.

— Пошлите за мной, когда он придет, — велела дама и едва слышным шепотом добавила: — Он обещал. А обещаний он не нарушает.

Рэмсенделл и Мэтью переглянулись, Берри вернулась к работе. Королева покинула их так же быстро, как появилась, и была уже далеко.

Когда Берри закончила работу, сделав как раз то, что просил Мэтью, он подошел к даме и присел рядом. Рэмсенделл смотрел внимательно, но не вмешивался.

— Мадам? — окликнул ее Мэтью. Ответа не было — даже ресница не шелохнулась. Мэтью позвал еще раз, уже громче: — Мадам? — Снова ничего. Он наклонился ближе: — Пеннфорд Деверик.

Королева Бедлама моргнула — будто ее перетянули плеткой. Но выражение лица осталось бесстрастным.

— Откуда вы знаете Пеннфорда Деверика? — спросил Мэтью.

Ничего. Полная неподвижность.

Мэтью хотел продолжать, но перед тем взглянул на Рэмсенделла, приподняв брови. Доктор кивнул:

— Давайте, — тихо сказал он.

— Пеннфорд Деверик. Откуда вы знаете это имя, мадам?

Действительно пальцы сильнее впились в подлокотник?

Действительно ли чуть приподнялся подбородок и шевельнулись губы, не издав ни звука?

Мэтью ждал. Если она и правда ответила, то ответ пропал.

— Я хочу вам помочь, мадам. Все мы хотим. Пожалуйста, попытайтесь меня услышать, если можете. Пеннфорд Деверик. Вы знаете это имя. Вы знаете, кто он был — торговец. Пожалуйста, подумайте… что связывает Пеннфорда Деверика и Филадельфию?

Слово поплыло в воздухе, как призрак дома номер семь по Стоун-стрит.

— Филадельфия.

— Да, мадам. — Мэтью видел, что Рэмсенделл встал по другую сторону от кресла Королевы. — Конкретнее, и постарайтесь, прошу вас, услышать: что связывает Пеннфорда Деверика и вас?

Ответа не было, но по лицу Королевы пробежала рябь, будто какая-то эмоция поднялась из полной отчаяния глубины в самом средоточии этой женщины, из глубины, которую она заперла и выбросила ключ. Это было мимолетное мгновение, но так ужасна была душевная боль в искривленном изгибе рта, в блеснувших вдруг глазах, что Мэтью испугался, как бы не оказалось ей больше вреда, чем пользы. То же самое увидел Рэмсенделл, потому что сказал немедленно:

— Мистер Корбетт! Я думаю, вам не следует…

— Пеннфорд Деверик мертв, — со сдавленным придыханием проговорила Королева Бедлама. — Теперь не доказать. Никогда.

Этого Мэтью упустить не мог. Сердце у него колотилось.

— Не доказать что, мадам?

— Ответ короля, — сказала она, и в глазах ее блеснули слезы. — Он обещал, обещал.

Слеза сорвалась и медленно потекла по правой щеке.

— Мистер Корбетт! — непреклонно заявил Рэмсенделл. — Я думаю, на этом все.

— Еще только одно, доктор! Прошу вас! Один только вопрос, и все, ладно?

— Мой долг — соблюдать интересы моих пациентов, сэр. — Рэмсенделл наклонился, заглянул в лицо леди, совершенно пустое, если не считать следа от слезы. — В любом случае, мне кажется, она сейчас не здесь.