вас появлялся небольшой томик с желтой обложкой, издание иностранное и название может быть вам не знакомо, но насколько я могу судить, это пьеса о Короле в желтом.

— Да, Гера, я помню, что ее должны были отреставрировать и перепрошить. Ты уже отдавала ее мастеру?

Стараясь сохранить все такое же беспечное выражение лица, я повернулась к Суидему и покачала головой.

— Нет, еще не успела, решила отдать ее с теми, что привезут на этой неделе, но после того, как на складе побывали рабочие, мне понадобится время, чтобы отыскать ее.

— Хорошо, позаботься об этом, можешь отложить все другие дела, только найди эту пьесу, информация в ней крайне важна и не может быть передана в чужие руки.

— Да, господин, в ней что-то опасное? Мне стоит взять помощников?

— Нет, ты все равно не сможешь ее прочесть, а лишнее внимание ни к чему, там лишь полезные сведения, только и всего.

Я вновь обратила внимание на Давида, пристально рассматривающего меня, будто выискивая следы лжи, и смущенно потупила взгляд.

— Что-то еще?

— Нет, но прошу сообщить мне, если вам все же нужна будет помощь, я могу сам принять участие в поиске, — он протянул руку к моему лицу и осторожно заправил прядь волос за ухо. Я позволила ему это сделать, закусив внутреннюю сторону щеки и приказав себе успокоиться. Навряд ли румянец остался на моих щеках, но я искренне надеялась, что не побледнела, словно мертвец, а запах дыма уже рассеялся от волос.

— Да, конечно.

Коротко кивнув Суидему, я развернулась и вышла из гостиной, спокойно поднявшись обратно в уборную. Только там я позволила себе выдохнуть и, сплюнув накопившуюся во рту кровь, стиснула в руках края раковины. Слезы покатились по лицу, а ужас от ситуации сдавил грудь, словно прессом. Боги, за что вы мне послали такие сложные испытания, как я должна искать книгу, что сама же и спрятала от посторонних глаз? Что будет, если я отдам эти чертовы листы? Как много людей пострадает?

Сев на кафельный пол, я подтянула колени к себе и закрыла ладонями лицо. Привычный червячок страха и тревожности зазудел под кожей, отвлекая мои мысли на желание стереть чужие прикосновения. Мылить волосы и пальцы столько раз, сколько это возможно, пока даже воспоминания не исчезнут из головы.

Бороться с паникой уже не было смысла, и я позволила себе вцепиться в край платья, пережидая всплеск чувств. Сознание трусливо предложило бежать, прямо сейчас куда угодно, лишь бы не оставаться тут, словно мышь в чужой клетке, но я отмела эту мысль, зная, как много могут сделать отравленные знания в неправильных руках.

Затем я подумала о дяде, он точно мог бы помочь, узнать, зачем незнакомцу потребовалась пьеса, но послушает ли он меня? Не решит ли проверить, из-за чего я так сильно переживаю? Не прочтет ли случайно строки оттуда…

Поджав губы, я подавила новую волну тревоги, вызванную картиной того, во что превратится Каин, едва потеряет свой разум. Мне отчаянно не хотелось втягивать в это семью, но и справиться со всем этим самой казалось невероятно сложным.

Глубоко вздохнув, я опустила руки, мой взгляд упал на шкафчик с висевшим на нем платьем. Маленький светлый уголок листа торчал из кармана, напомнив о себе, и я с некоторой неохотой достала его, вновь изучив рецепт.

Если я смогу повторить этот раствор, то у меня как минимум будет преимущество над ситуацией. Как максимум, при правильном применении он избавит меня от любых препятствий. Пожалуй, мне стоит зайти в лабораторию дома и по возможности попытать свое счастье там, в надежде решить эту проблему.

Холодный край

Тихое пение на кухне разбудило меня темным зимним утром. Солнце еще не взошло, со двора не доносилось ни звука, а ведьма уже поднялась, готовясь к новому дню.

— Где-то бродит по земле от рождения до края тот счастливый человек, счастья своего не зная…

Поднявшись, я сел в постели и с неохотой выбрался из-под теплого одеяла. За ночь в доме стало заметно прохладней, мороз и ветер с моря с каждым днем все усиливались, обещая метели и суровую зиму. Рыбаки и охотники из деревни все чаще оставались дома, пережидая непогоду и боясь сгинуть в снегу, что так обильно падал к нам с неба.

— Ньярл, принеси, пожалуйста, дров, я на растопку последние здесь извела.

Марья отодвинула штору, закрывающую проход в комнату, и посмотрела на меня с укором.

— Уже больше месяца прошло, а ты всё ещё спишь до поздна, где это видано, чтобы завтрак в обед начинался?

Смутившись, я начал одеваться, прислушиваясь к эмоциям девушки, но не обнаружил там раздражения или недовольства.

— У тебя слишком уютно, и совсем не хочется вставать.

Натянув последней шерстяную кофту с высоким воротом, я поймал выходящую из комнаты ведьму и обнял ее, уткнувшись в рыжие волосы.

— Как ты себя чувствуешь?

Залившись румянцем, Марья отвела взгляд и пожала плечами, неловко обняв меня в ответ. Она смело дарила мне свою ласку и заботу, но стоило сделать что-то подобное в ответ, терялась, будто не ожидая от меня подобных проявлений любви.

— Пока все в порядке, но я не ощущаю никаких изменений. Даже не знаю, может, мне стоит заварить укрепляющих настоев, вдруг со мной что-то не так…

— Мари, не переживай напрасно, я точно знаю, что с тобой все в порядке, поэтому прошу, не торопись. Всему свое время.

Чувствуя внутреннюю тревогу ведьмы, я обнял ее крепче и расцеловал веснушки на щеках, вынуждая девушку улыбнуться и спрятать лицо у меня на груди.

— Боги, дай тебе волю, и ты всю жизнь только и будешь, что меня тискать да целовать.

— И на руках носить, как самую прекрасную куклу.

Марья тихо засмеялась и покачала головой, сжав в руках ткань кофты.

— Нет, не бывать такого у ведьмы, ох не бывать, — чуть отстранившись, она будто прислушалась к чему-то и с сожалением вздохнула. — Ну вот, опять кто-то у ворот топчется, поди снова у кого-то из мужиков жар после целого дня на реке.

Девушка вновь посмотрела на меня и погладила ладонью мою щеку.

— Колючий, как ёжик лесной, принеси дров и садись завтракать, я чуть позже присоединюсь.

Кивнув в ответ, я отпустил Марью на кухню, а сам, прихватив топор и тулуп, вышел на задний двор к дровянику и поленнице. Рыжий кот, скользнув в двери со мной, прошел по пятам и сел рядом, заинтересованно наблюдая за процессом. В отличие от фамильяра