прихода гостей у ворот, как это обыкновенно слышала ведьма, я не чувствовал зверей и чудовищ, живущих в лесу, я не знал, зачем делаются многие вещи здесь, и как бы ни желал, не мог привыкнуть к таким правилам жизни. Спустя несколько месяцев я наконец осознал, почему люди, пришедшие из Целестии, ушли и пожелали организовать собственный город. Да, деревня стала мне домом и приютом, сытые спокойные дни протекали один за другим, но место все равно оставалось чуждым, безмолвно напоминая, что я всего лишь гость.

— Обещаю, все будет хорошо.

Марья прищурилась и пристально посмотрела на меня, все еще держа мою руку.

— Поклянись.

— Я клянусь вернуться целым и невредимым.

Тонкий обруч клятвы проявился на моем запястье старыми письменами, но я не обратил на них внимания, не отводя взгляда от девушки.

— Как же мне не хочется, чтобы ты шел туда…

— Мари, мне больше не доведётся участвовать в подобном, к тому же, им пригодится моя помощь.

Заслышав, как дрогнул голос ведьмы, я поспешил взять вторую ладонь и осторожно расцеловал нежные пальцы. В голове же я сделал отметку о нежелании Марьи меня отпускать и искренне надеялся, что это не было ее чутьем и предчувствием опасности, а лишь нервозность, порой присущая беременным девушкам.

Собрав вещи и необходимые принадлежности, я вышел на улицу и направился к площади, где уже собирались остальные охотники. Большинство из них использовали сложные луки, склеенные рыбьим клеем из лиственной и березовой частей, стрелять здесь умели почти все, детей учили этому почти с пеленок, так же как и рыбной ловле или строительству простых лодок. Поэтому мой выбор оружия оказался крайне необычным, тем более, что драться со зверем в ближнем бою представлялось совершенно сумасшедшим занятием. Заглянув по пути к кузнецу, я получил примерно ту же реакцию, что и от ведьмы, но, настояв на своем, получил длинный тонкий клинок с резной костяной ручкой. Он выглядел словно чей-то странный эксперимент, но очень удобно лег в руку, заменив в ней мою месть.

Сам медвежий праздник был намечен на позднее время, но днем на площади уже собирали столы и готовили огромный костер. В воздухе снова разлился запах дыма из печных труб, но сейчас к нему примешался аромат копченой рыбы, еловой смолы и чужих домов, откуда то и дело выбегали дети, мешаясь и помогая взрослым.

Старший из охотников собрал остальных, кратко рассказав о медведе в лесу, он несколько дней выслеживал зверя и, напав на след, вернулся за помощью к своим. Вооружившись и собрав некоторый провиант, мы вскоре выдвинулись в чащу, навстречу зимнему ветру и неприветливым соснам, чуть скрипящим в вышине крон.

Передвигаясь осторожно и тихо, мы несколько часов шли вдоль звериной тропы в глубоком рыхлом снегу, встретив лишь мелких животных вроде белок и горностаев у мелких озёр. Солнце, раздарив остаток тепла, медленно клонилось к горизонту, погружая лес в настораживающий полумрак, и в какой-то момент мне показалось, что медведя нам уже не найти. Прислушавшись к почти беззвучным переговорам охотников, я вдруг услышал короткий свист и, повернувшись к остальным, заметил, как Старший дал знак остановиться, указывая на небольшой бурелом метрах в ста от нас. Несколько человек пошли в обход, еще один пошел с другой стороны и, мягко ступая по снегу, приблизился к поваленным бревнам впереди. Я не собирался геройствовать, но на всякий случай решил подойти ближе и заметил, что после бурелома на земле есть резкий спуск вниз, будто небольшой обрыв. Медведя там явно не было, но Старший явно что-то заметил, и среди деревьев неожиданно выступила стая волков. Окружившие нас звери появились словно из ниоткуда, их вид, странный потрепанный и будто бы больной, напугал самых юных охотников. Желая их защитить, я дернулся в бок, запоздало почувствовав, как по руке чиркнули чужие клыки.

— Назад!

Старший натянул тетиву, люди достойно встретили бой, сгруппировавшись и разделив стаю, но волк, что оказался рядом со мной, будто нарочно не давал мне приблизиться к ним, раз за разом нападая, стоило мне только сделать шаг к остальным. Попятившись, я постарался обойти его по широкой дуге, защищаясь клинком, но злобная тварь внимательно следила за мной, ловко уворачиваясь от выпадов лезвия. Несколько стрел полетело в него, одна из них чиркнула по свалявшейся серой шкуре, но вместо того, чтобы отступить, волк резко прыгнул ко мне, свалившись со мной со склона в овраг.

Едва не свернув себе шею, я уцепился за корни деревьев и приземлился довольно удачно, оттеснив волка к земляной стене.

— Из такого как ты, даже тапки не сделаешь.

Вскинув клинок, я хотел было ударить зверя, но тот, словно пес, прижал уши и быстро метнулся в сторону, скрывшись среди корней. Недоуменно проследив за столь странным поведением, я услышал тяжелое чужое дыхание позади. Быстро развернувшись, я встретил громадного поистине пугающего медведя, с темной, почти черной шерстью. Встав на задние лапы, он угрожающе двинулся ко мне, и я, не видя другого выбора, сжал оружие и пошел к нему навстречу. Сверху послышался крик Старшего, несколько стрел просвистели мимо, почти не задели зверя. Сумерки будто разом сгустились, отрезав меня от внешнего мира. В какой-то момент мне показалось, что медведь не станет нападать, что он будто бы останавливается, желая отступить, и поза его на двух ногах стала почти человеческой. Издав короткий рык, медведь резко выдохнул и, дождавшись, пока я окажусь рядом, наклонился вперед. Побоявшись, что тяжелая туша погребет меня под собой или достанет лапой, я приготовился отпрыгнуть, но внезапно встретился взглядом с ним и шокировано остолбенел.

Под кустистыми бровями с абсолютно звериной морды на меня смотрели человеческие глаза, и взгляд их был строгим, серьезным и узнаваемым.

Ужаснувшись, я отшатнулся, а косолапый все также смотрел на меня. Он больше не казался опасным, а его грозный вид не внушал мне страх, скорее трепет, и будил застарелую боль, будто кто-то тщательно надавил на старую рану.

— Ты…

Горло сдавило, и я едва ли смог вдохнуть. Клинок предательски дрогнул в руке, и я понял, что вряд ли смогу воткнуть его в сердце медведя. Как другие охотники делали это? Неужели у них хватало смелости убить?

Зверь снова подал голос и сделал шаг ко мне, его настроение словно переменилось, и животная натура взяла верх над чужой душой. Клятва, высеченная на моем запястье, угрожающе нагрелась, напоминая о себе, о том, что я обещал вернуться живым и невредимым. Ведьма ждала меня дома, нуждалась во мне, и я не мог