Снаружи был день, пасмурный, но для привыкших ко мраку глаз слишком яркий. На минуту узник потерял способность видеть и, пошатнувшись, ухватился за оказавшееся рядом плечо. Ноги, ещё чувствовавшие тяжесть только что снятых оков, плохо его слушались.

— Сможешь идти? — спросил Бертран. Это его плечо сжимал Эд, и звенья кольчуги впивались в его ладонь. Проморгавшись, Эд с трудом смог рассмотреть неподвижное лицо, обращённое к нему. И только теперь понял, что брат выше его на голову.

— Ну ты и вымахал, — криво усмехнулся он. Бертран не улыбнулся в ответ.

— Тебе нужно что-нибудь прямо сейчас? — его голос звучал сухо. В нём не слышалось нетерпения, но Эд не собирался сейчас обременять его. Он снова улыбнулся краем рта, потёр кулаком заросший подбородок.

— Покурить и побриться. Именно в таком порядке. Хотя с этим тоже, в общем-то, можно обождать…

— Хорошо, — сказал Бертран и шагнул вперёд. Ладонь Эда соскользнула с его плеча. Солдат по имени Малк, замковый кузнец и бывший тюремщик Эда остались за их спинами. Поколебавшись мгновенье, Эд пошёл следом за братом, мерившим подворье решительным широким шагом.

Здесь мало что изменилось, разве что стало потише. И солдаты, запрудившие всё свободное пространство, были другими — некоторые из них носили красные и белые цвета. И красно-белое двуконечное знамя реяло на крепостной стене.

— Всё-таки ты вернул его, — нагнав Бертрана, проговорил Эд, и тот резко остановился. Зрение Эда окончательно восстановилось, и теперь он смотрел на своего младшего брата, на крепкого, мрачного человека, которого едва помнил и совершенно не знал. «Он точно так же глядит на меня, — мелькнула у него мысль с оттенком бессмысленной горечи. — И точно так же меня не знает».

— Кто-то из нас должен был это сделать, — ответил Бертран, и в его голосе прозвучал упрёк. Эд слегка улыбнулся, и брат снова не ответил на улыбку. Он всегда был нелюдимым и самым неулыбчивым из них — в противоположность Анастасу.

— Меня не было бы здесь, если бы не ты, — сказал Бертран Эвентри так тихо, что Эд едва расслышал его среди гула голосов, стука орудий и фырканья коней.

И Эд ответил:

— О да. Я это знаю.

Больше они ничего не сказали друг другу. Бертран вошёл в замок, и Эд последовал за ним. Двое стражей, стоявших у входа, распахнули перед Бертраном двери. Тот поколебался, будто сомневаясь, идти ли ему первым или пропустить Эда вперёд, потом быстро ступил через порог и снял факел со стены.

— Я хочу, чтобы ты пошёл со мной, — отрывисто сказал он. — Ступай осторожно, здесь скользко.

Эд посмотрел вниз и увидел кровь на ступенях. Молча кивнул, но Бертран уже шёл наверх, не дожидаясь ответа.

Они направлялись в зал для пиршеств — тот самый, где несколько дней назад Эд вместе с лордом Одвеллом и его септами праздновал их победу над юным Эвентри. Празднование оказалось преждевременным. По дороге им встретилось несколько караулов: Бертран расставил солдат по всему замку, опасаясь бунта или чьего-то побега. Это не походило на триумфальное возвращение в давно потерянный и вновь обретённый дом. Пока что Бертран вёл себя как захватчик.

Эд подумал, что вряд ли уместно сейчас говорить ему об этом, а потому лишь следовал за ним, с трудом поспевая — ему всё ещё трудно было двигаться, а его младший братец, судя по всему, находился в отменной физической форме. Он шагал быстро, переступая через две ступеньки, длинный меч тяжело бил его по бедру. Достигнув третьего этажа, они наконец остановились у дубовых дверей, за которыми находился зал. И пол перед этими дверьми до самой лестницы тоже был вымазан кровью — широкий след тянулся от порога к ступенькам, будто здесь проволокли чьё-то тело.

Бертран Эвентри прошёл мимо стоявших у двери стражников и распахнул её ударом ноги.

Внутри царил полный разгром. Судя по всему, здесь состоялась нешуточная битва: столы перевёрнуты и разрублены, скамьи разбиты в щепки, порванные гобелены криво свисают со стен, валяются подсвечники, битое стекло усеивает пол — и повсюду кровь. Эд медленно обвёл взглядом зал, в котором его отец давал пиры и заключал мирные союзы, в котором танцевала его мать и в котором они с Бертраном играли у пылающего камина зимними вечерами, когда были детьми. Все эти воспоминания вихрем промчались в его памяти за один только миг, и ни одно из них не было ярче прочих.

Бертран поднял факел высоко над головой, так, чтобы пламя озарило как можно большее пространство, и, повернувшись к Эду, сказал:

— Смотри. Тебя не было здесь двенадцать лет назад, когда Индабираны убили Ричарда и отца. Ты не видел. Теперь смотри, как это было.

Он говорил громко — слишком громко, по мнению Эда. Они были не одни здесь, а он не хотел, чтобы эти жестокие и несправедливые слова были услышаны кем-то ещё — и тем более он не мог сейчас и здесь на них ответить. Поэтому он взглянул Бертрану в лицо, а потом отвернулся и посмотрел на людей, находившихся в этом зале — на людей, чьей кровью Бертран Эвентри залил сегодня полы своего родового замка, отдавая старые долги.

Большинство из них были солдатами Бертрана — Эд понял это по их самоуверенному виду, а также по цветам Эвентри, которые многие из них носили на одежде, на рукоятях мечей и древках копий. Два десятка воинов сторожили пятерых пленников. Троих из них Эд знал лишь в лицо, не помня имён: они были у Дубовой Рощи, где разделяли веселье своих хозяев и пировали вместе с ними вечером того же дня. Они были мелкопоместными лордами, септами Одвелла, и выглядели сейчас не в пример менее уверенно, чем прежде. С ними был Лотар Пейреван, зеленовато-бледный, икающий от страха. Он стоял немного в стороне, поддерживаемый под руки двумя солдатами, словно ему было трудно стоять, хотя Эд не заметил на нём крови.

Кровь была на другом человеке — на том, кто, Эд знал, не должен был здесь находиться, и в то же время не мог оказаться в другом месте.

Солдаты переговаривались до их появления; когда Бертран ступил в зал, все голоса смолкли. Скудный дневной свет, проникая через окна, освещал молчащих людей, придавая их лицам мертвенно-серый оттенок. Бертран Эвентри вышел на середину зала — туда, где несколько дней назад плясали акробаты. Пламя факела в его руке трепетало на сквозняке.

— Лорды, — сказал он, обращаясь к троим пленникам; его бесстрастный голос звучно отдавался от стен. — Я не имею личной вражды к вам, однако то, что вы пытались напасть на моих людей, когда замок был уже сдан, есть вероломство и бесчестие. Я отдам вас на суд Дирха-Меченосца и сам выйду против вас на поединке. Если Дирх дарует вам прощение, вы получите свободу и уйдёте с миром, в противном случае примете смерть от его вездесущей длани.

— Эй, погодите! — возмутился один из лордов, самый щуплый и низкорослый из троих. Он со страхом глядел на могучую фигуру Бертрана и был всерьёз обеспокоен перспективой драться с ним за свою жизнь. — Мы давали присягу лорду Одвеллу, мы его септы! Мы не могли стоять и смотреть, как…

— Те же, кто откажутся и проявят трусость, будут повешены, — спокойно закончил Бертран.