— Отец воспротивился? — удивился Эд.

— Насколько я помню, нет, — поколебавшись, ответил Бертран. — Я плохо понимал, что происходит. Они говорили что-то об Анастасе. Их планы касались именно его. Сын Индабирана уже был женат, но у него оставалась совершеннолетняя дочь…

— Она теперь замужем за Логфордом.

— Может быть, — равнодушно отозвался Бертран. — Они явились к нам, чтобы насильно связать свой клан с нашим. Но ни Анастаса, ни тебя в замке не оказалось. А Ричарда они убили сами. И когда поняли, что их план рухнул, взъярились… на всех нас.

— Что они сделали с девочками?

— Я не знаю. Нас с матерью заперли в её спальне. Ни девочек, ни отца я больше не видел. Мы просидели там несколько дней и видели из окон пожары в окрестностях. Потом приехал Дэйгон Одвелл с одним из своих сыновей, Редьярдом. Я слышал, как солдаты, которые сторожили нас с матерью, говорили между собой, и из их слов выходило, что Редьярд Одвелл навестил лорда Ричарда в темнице, после чего из камеры вытащили тело отца. Я видел его голову на пике на крепостной стене. Наши окна выходили как раз на эту сторону. — Он помолчал немного, после тем же тоном добавил: — Потом меня увезли из Эвентри, и больше я не видел никого из них.

— Они отправили тебя в монастырь?

— Да.

— Ты, как я вижу, не задержался там.

Эд сказал это насмешливее, чем собирался — и немедленно пожалел об этом. Лицо Бертрана осталось неподвижным.

— Я задержался там дольше, чем следовало.

— К слову сказать, ты в превосходной форме для монаха.

— Мне никто не мешал упражнять тело. В сильном теле дух крепчает. Я всегда знал, что выйду оттуда и вернусь.

Вернёшься — и что, Бертран? Отомстишь Индабиранам и их хозяину? Вернёшь замок, в котором родился и рос? Восстановишь наш клан? О чём ты думал, упражняя тело и лелея в душе с каждым днём растущую ненависть? И захочешь ли ты говорить со мной об этом, если я спрошу?

Эд вытряхнул табак из трубки и принялся набивать её снова.

— Ты покинул свой монастырь, — вполголоса сказал он. — Не боишься, что Лутдах проклянёт тебя за это?

— Мне нет дела до Лутдаха. Он никогда не был моим богом. К тому же меня не успели ему посвятить. Когда мне было двенадцать, в храм прибыл Таврос, верховный жрец Дирха. Он заметил меня и забрал с собой. Он сразу понял, кому из богов я принадлежу на самом деле.

— И тебя отпустили?

— Отпустили. Я потребовал суда Дирха и убил храмового стража на священном поединке. Им ничего другого не оставалось.

Он говорил об этом так буднично… Эд попытался представить своего двенадцатилетнего брата, стоящего с мечом наперевес против взрослого мужчины, воина, служившего при храме бога мудрецов. Бог мудрецов сглупил, допустив этот бой. Впрочем, может, так он давал понять, что ему неугодно насильное служение. И отдавал Дирху, своему мрачному мстительному брату, то, что по праву ему принадлежало.

Иногда понять богов много проще, чем людей.

— Так что же, теперь ты монах Дирха, Бертран?

— Не совсем. Когда Таврос привёз меня в Лентерское святилище Дирха, я сказал ему, что собираюсь сделать. Сказал, что намерен убить своих врагов во славу Меченосца, как и каждого, кто встанет у меня на пути. И преподобный Таврос благословил меня и мой путь. — Поймав непонимающий взгляд Эда, Бертран улыбнулся краешком губ. — Необязательно брить голову и запирать себя в четырёх стенах, чтобы служить богам, Адриан. Я был посвящён Дирху, когда мне было семь лет. Меня посвятили ему Индабираны, убив моего отца. И в этом посвящении больше таинства, нежели в ритуалах и пострижениях. Преподобный Таврос объяснил мне это.

— Стало быть, сегодня ты убил тех, кто привёл тебя к твоему богу, — сказал Эд. — Ты доволен?

Бертран не ответил. Потянулся через стол, взял кувшин — не с вином, с водой, — и опрокинул его над чашей.

— Ты не пьёшь вина.

— Не пью.

— И не куришь.

— Нет.

— Значит, я предаюсь порокам за нас обоих, — вздохнул Эд и тоже потянулся — но за вином, а не за водой. Интересно, соблюдает ли его братец обет целомудрия. Эда бы это нисколько не удивило.

«Но я никогда не мог подумать, что ты вырастешь таким, Бертран».

— Я учился, — проговорил Бертран, нарушив затянувшееся молчание. — Так прилежно, как мог. Учился управлять своим телом и своей яростью. Учился слышать Дирха. Этим летом преподобный Таврос сказал, что я готов.

Эд отставил кубок. Теперь начиналось то, что он действительно хотел услышать.

— Я написал несколько писем — главам кланов, которые когда-то выступили за Анастаса. Отозвался только один.

— Виго Блейданс, — сказал Эд. Бертран кивнул.

— Он обещал мне помощь и оказал её. У меня не было ничего, кроме моего меча и Дирха в моём сердце. Блейданс дал мне воинов. Мы подошли к Эвентри в начале осени. Мы… едва не взяли замок, — Бертран прочистил горло, и Эд впервые заметил в нём признаками смущения. — Стоял сильный туман, мы подошли незаметно… мы должны были победить.

— Но вас отбросили. Я знаю.

Эд постарался сказать это ровно и без упрёка, но Бертран резко выпрямился и сжал руку в кулак.

— Я сказал Никласу Индабирану, кто я! Крикнул ему, стоя под стенами моего замка, который этот червь осмелился переименовать в Индабиртейн, «младший Индабиран». «Младший Индабиран»!.. Я бросил ему вызов. Я сказал, что вызываю его на суд Дирха.

— Но он не вышел, — Эду самому не нравилось, что он то и дело перебивает брата, предвосхищая его рассказ, но он не мог ничего с собой поделать. Всё это было так предсказуемо.

— Не вышел, — кадык Бертрана дёрнулся. — Однако согласился дать мне бой в открытом поле. Мы с Виго разбили его. И гнали, как паршивого пса, до самого замка, но он успел укрыться и натравил на нас своих лучников… по правде, я и не ждал от него ничего другого, — добавил он и сплюнул на пол. — Индабираны не способны драться честно, один на один.

— С чего бы, если иначе они проигрывают? — пожал плечами Эд. Бертран посмотрел на него как-то странно. Чтобы замять паузу, Эд отхлебнул ещё вина, потом спросил: — Что было дальше?

— Дальше пришёл Одвелл. И двести пятьдесят воинов с ним. Блейданс предложил мне отступить, но тут я получил ответ от ещё одного из свободных бондов… от Пейревана. Он предложил нам двести копий. У Виго оставалось полторы сотни, и под знамёна Эвентри после нашей победы пришло более ста человек из окрестных деревень. Теперь мы могли дать им бой.

Он говорил запальчиво, быстро, без горечи или насмешки над собственным легковерием, как будто не знал или не хотел вспоминать, чем это легковерие для него обернулось. «Теперь мы могли дать им бой…» «Эх, Бертран, да ведь не присоединись к вам в тот момент Пейреван, вы ушли бы, верно? Ушли бы и снова копили силы для удара, который нанесли бы, дождавшись, когда Одвеллу надоест сидеть в Индабиртейне. Но он не собирался вас отпускать. Он решил раздавить вас наконец… раздавить нас наконец. Мы, братец, чертовски ему надоели за все эти годы».