– Итак, вы следовали за ним, мадам, сначала в Лондон, затем в Париж и Прагу. Почему именно туда?

– Потому что туда стекалось его стадо. – Она с удовольствием посмеялась своим словам и повернулась к Ирен: – Думаете, я не читала о вашей статуе Свободы, посланной французами, певцами свободы, равенства и братства, но рабами политического хаоса? И в чем же тогда заслуга Америки?

– Она «дает приют голодным, оскорбленным», как говорится в стихах, – ответила я фразой из стихотворения, которое упоминала Пинк.

Ирен загадочно улыбнулась:

– Спасение для «униженных, бездомных» Европы. – Она произнесла «униженных, бездомных» так, что фраза прозвучала как почетный титул. – Смысл в том, что изгнанники одной страны – это дар другой стране. Государства, как и любое человеческое сообщество, всегда отторгают необычное, оригинальное и независимое.

– Так произошло и с моим обожаемым Медведем.

Я чуть не подавилась, услышав эти слова русской.

– Бедный крестьянин. С ранних лет проявлял необычные способности. Останавливал кровь раненым животным, например. У него было такое взаимопонимание с лошадьми, что он мог успокоить их словами. Инстинктивно чувствовал воров и много раз указывал всей деревне на преступников.

– Это было в Сибири, мадам? – спросил Шерлок Холмс.

– Я думала, Кобра, ты знаешь только жаркие страны, Афганистан и Индию. Что тебе известно о Сибири?

– Мне известно, что тамошние крестьяне хранят самогон в глиняных бутылях, запечатанных воском, и чтобы их открыть, нужно постучать горлышком о дерево или о стену, – точно такие же бутылки были найдены на местах ритуалов в Париже и Праге. И в Лондоне.

Я увидела напряжение на лице Ирен. Она, как и я, впервые слышала, что аналогичные ужасные ритуалы происходили и в Лондоне. Я заметила, как она искоса глянула на Шерлока Холмса: ей явно не терпелось узнать подробности его расследований в Уайтчепеле.

– Как вам удавалось снабжать Медведя и его последователей сибирской водкой в крупных городах Европы и Британии? – продолжал допрос детектив.

– Это было непросто и дорого, но чего не сделаешь, чтобы вдохновить моего Медведя.

– Получается, он ваш протеже? – спросила Ирен.

– Ах! Вы ничегошеньки не понимаете! Протеже шел бы по моим следам. Медведь в русском балете, вышло бы забавно. На самом деле «Медведь» – это кличка, которую я ему дала. Но со временем все узнают его под его настоящим именем: Григорий Ефимович.

– Григорий, сын Ефима, – с готовностью перевела Ирен.

– Значит, вы понимаете по-русски? Но разве он не душка? Ему едва за двадцать, а смотрите, чего он добился. Поставил на колени несколько европейских столиц.

Я с трудом могла смириться с мыслью, что Медведь оказался почти сверстником Пинк.

– А может быть, ему и ровно двадцать, – продолжала Татьяна. – Эти неотесанные крестьяне никогда не знают точно дату своего рождения. Год, когда зима была суровая, – что запомнится, то и остается. Я уже говорила о его талантах – целительство, и даже некоторое ясновидение. Он с первого взгляда чует характер. Некоторые зовут это вторым зрением. Но он еще молодой, а интересных способностей – хоть отбавляй. С пятнадцати лет он пьет как кит, дерется как волк, спаривается как ласка. Или как соболь.

– Раз он такой первобытный, – спокойно сказала Ирен, как будто звериные повадки служат самой обычной темой для дискуссии, – да к тому же иностранец, едва говорящий по-английски, по-французски или по-чешски, то как же он объяснялся с проститутками? Некоторые отмечают, что он грязен, неуклюж и вечно пьян. Даже уличные женщины опасаются таких.

Татьяна рассмеялась и долго не могла остановиться. Смех у нее был высокий и визгливый, какой больше подошел бы ведьме, а не красивой молодой женщине, но у нее он звучал естественно. Она запрокинула свою длинную змеиную шею и целиком предалась смеху, как некоторые предаются пьянству.

– Бедные, глупые, заурядные и слепые бабенки! Вы и ваша напыщенная секретарша. У него есть еще один чудесный дар. Мой Медведь неотразим для женщин.

– Только не для меня, – сказала я. – Мне не составило труда его отвергнуть.

– Не иначе, – бросила русская с обидной насмешкой, будто осмотрела меня с ног до головы, вывернула наизнанку и обнаружила, что я тоже поддалась чарам мерзавца. Я, порядочная женщина!

– Но скажу вам вот что, – продолжала она, неуклонно надвигаясь на меня, будто Сара Бернар, играющая роковую женщину. – Заявляю вам, мисс Хаксли, что стоит Медведю, пусть он пьян, как английский лорд, и полупьян по сравнению с сибирским крестьянином в хорошей форме, приблизиться хоть к королеве, хоть к цыганской гадалке, проститутке или двенадцатилетней девственнице, как они тут же отдадутся ему, упадут прямо в руки, как переспелый плод во время бури. – Она оказалась лицом к лицу со мной, прежде чем кто-либо успел ей помешать.

Но я не собиралась сдаваться:

– Назовите хоть одну.

– Одну – что?

– Королеву, которую он соблазнил.

– Пока ни одной. Но то ли еще будет!

– Если он до этого доживет, – вмешался Шерлок Холмс. – Отойдите назад, мадам, или мне придется вас заставить.

Татьяна развернулась к нему:

– Думаешь, тебе удастся, Кобра? Или это все же не ты? Я не так одарена, как Медведь, чтобы определить характер. Не могу сказать точно. И поэтому повинуюсь. – Она скользнула назад, как балерина на пуантах, издевательским и бесконечно грациозным пируэтом, словно на ярко освещенной сцене.

– Должен вам сказать, – продолжал Шерлок Холмс, – что у меня было слишком мало времени, чтобы разобраться в ваших с Медведем жестоких ритуалах, но кое-что мне известно. Как и все зло на свете, они не новы под луной. По моему опыту, все преступления имеют аналоги. Сперва я заметил сходство ритуалов с обрядами флагеллантов – секты, которая была активна во многих странах, даже столь древних, как Греция. У человечества есть ветвь, которая не может отделить удовольствие от боли либо стремится наказать удовольствие болью. Этой ветви мы обязаны изрядным количеством зверств. Я не слыхал о сибирской разновидности, пока ваш протеже не привлек мое внимание в Париже. В Лондоне вы были осторожнее и посылали находить места для ритуалов полковника Морана. А вот в Париже Медведь распоясался. У меня есть теория…

– Теория?! Перед лицом примитивной природы? – Злодейка торжествующе расхохоталась. – Поэтому-то западные слабаки никогда не справятся с дикой силой Востока. Если ты действительно изучал родину моего дражайшего Медведя, то должен знать, что посредством насилия христианства над язычниками она породила множество жестоких полукровок, сект, которые преследуются Православной церковью. Сектанты прячутся в пещерах или подвалах, подземных часовнях в ледяной земле, жгут костры, веселятся, совокупляются, а оттуда лишь один шаг до коллективного жертвоприношения. В наш век подобные практики все еще сильны, и никогда не затухнет импульс, который не могут объяснить цивилизованные люди и которому не в силах противиться самые порядочные женщины. Дух примитивного человека невозможно отринуть. Пытки. Бичевание. Рабство. Насилие. Кастрация. Убийства. Все это в крови у человека, и кровь требует выхода. Кровь – это жизнь.