Между тем британцы вывешивали красочные объявления об отправке каждого парохода, призывая всех желающих поторопиться с отъездом. Но уезжали немногие — те, у кого были средства, возможность устроиться за границей, какие-то связи или родственники в Прибалтике, на юге, в Закавказье. Большинство оставалось ждать своей судьбы в Архангельске. Русская армия оставалась на фронте, но было предложено уехать по желанию всем солдатам и офицерам, принадлежащим к «самоопределившимся» нациям — полякам, прибалтам, грузинам и др., а также добровольцам, состоявшим на службе в смешанных славяно-британских легионах им предоставлялся выбор: подчиниться решению русского командования или уехать с британской армией, в подчинении которой они числились. Кто-то остался, кто-то нет. С отводом иностранных войск на эвакуацию началось уничтожение огромного количества имущества. Сжигались аэропланы, топились в реке автомобили, боеприпасы, обмундирование, консервы. На недоуменные вопросы британское командование ответило, что Северная армия уже с избытком получила снабжение для ее состава, а излишки ликвидируются, чтобы не попали к большевикам, поскольку англичане не верят, что белые удержатся без них.

Производилось это среди бела дня, на глазах многочисленных зрителей, оставляя похоронное впечатление. Возможно, прилюдная ликвидация имущества была последней мерой, которой англичане пытались подтолкнуть белое командование и колеблющихся жителей к эвакуации. В ночь на 27 сентября последние иностранные корабли отчалили из Архангельска, оставив о своем годичном пребывании здесь куда более приятные воспоминания, чем французская оккупация Юга. Отходу последних кораблей предшествовала довольно серьезная паника среди гражданского населения и в армейских тылах. Опасались большевистского восстания, попыток переворота. Но ничего не случилось. Нигде порядок не был нарушен. Через 2 недели Миллер отменил объявленное на случай беспорядков осадное положение.

А на фронте вообще дела пошли неожиданно блестяще. 1 сентября началось наступление на всех участках, и везде была одержана решительная победа. Войска всех районов соревновались друг с другом в успехах. "Волчья сотня" — 60 офицеров и 100 солдат-добровольцев — снова отбила у большевиков г. Онегу с окрестностями. Заметное продвижение было и на других направлениях. Северная армия взяла 8 тыс. пленных — чуть ли не половину собственной численности. Такой победы здешний фронт еще не видел со времени своего создания. Было много причин, определивших этот успех. Во-первых, красные не ждали сильного удара в момент эвакуации союзников. Предполагали, наоборот, ослабление боеспособности противника и уход в глухую оборону. Во-вторых, белогвардейцы были воодушевлены победами на других фронтах. В-третьих, их поддержали крестьяне, только что собравшие урожай и не желавшие отдавать его продотрядам. А в-четвертых, дала совершенно неожиданные плоды усиленная большевистская пропаганда о «хищничестве» и "корыстных целях иностранных капиталистов". Многие солдаты заявляли: "Для англичан мы не желали захватывать землю, а для себя будем".

Нам очень и очень мало известно о самоотверженной борьбе Уральского казачества. А ведь это, наряду с Добровольческой армией, был один из двух старейших и надежнейших очагов Белого Движения. Ни разу начиная с 1917 г. большевикам не удалось полностью покорить уральцев. Ни разу, в отличие от Дона, Кубани, Забайкалья, здешние казаки не перекидывались на красную сторону, не поддавались на посулы агитаторов. Как уже отмечалось, стойкости уральцев немало способствовало то, что они были староверами. И если для многих «просвещенных» россиян религия давно уже стала формальностью, а официальная церковь выступала в качестве придатка светской власти, то старая вера никакого касательства к земным властям не имела. Она была духовным достоянием каждого казака, стержнем его жизни. Староверчество углубляло и традиционный казачий консерватизм. Патриархальный уклад жизни тут сохраняли так же, как "крест и бороду". Слепо хвататься за модные нововведения и взгляды не спешили, подозревая, что все может быть "от лукавого". И большевиков Урал воспринял однозначно — как пришествие антихриста, о котором староверчество толковало вот уже 250 лет, примеряя к данному образу то одного, то другого из своих гонителей. А мог ли антихрист своими посулами смутить казаков, склонить к примирению с собой и к погибели души?

Свидетельств о войне, более двух лет беспрерывно гремевшей по здешним степям, почти не сохранилось. На Дону, на Кубани было много интеллигенции, оставившей нам свои воспоминания. Уральские бородачи-староверы были не горазды владеть пером. Шашкой да винтовкой — другое дело… И Персия, принявшая в конце борьбы остатки их воинства, совсем не походила на Париж, Берлин, Харбин, где осколки русской общественности пытались собирать и систематизировать следы недавней истории. Обходили тему борьбы с уральцами и большевистские источники. Не влезала она в традиционные схемы их штампов. Тут не переходили на сторону красных «обманутые», услышав комиссарское "слово правды". Не восставали против "белого произвола". Не раскалывались станицы — «бедные» против «богатых», сын против отца. Да и громких побед, коими большевики могли похвастать на страницах мемуаров, тут было не так уж и много.

Кое-какие сведения открываются при простом сопоставлении фактов. Красные войска заняли Уральск и пытались вести наступление на Гурьев в январе-феврале 1919 г. В то же время, что вступили на Дон. И восстание в оккупированных ими уральских районах вспыхнуло одновременно с Вешенским — в марте-апреле. Не указывает ли это на общность причин? Ведь знаменитая директива Оргбюро ЦК от 24.01.19, провозгласившая казачий геноцид, нигде не оговаривала, что относится только к Донской области. В ней шла речь о казачестве вообще. Части Восточного фронта, реввоенсоветы подчинялись тому же Троцкому, что и части Южного фронта. А здешние совдепы — тому же Совнаркому. Почему же они должны были иначе проводить политику «расказачивания»? Палачей и карателей здесь своих хватало. Известно, например, что некий уполномоченный Ружейников, прибывший в Уральск для исправления «перегибов» (как и на Дону — уже когда поздно было, когда припекло), выпустил из тюрем более 2 тыс. казаков как "невинно арестованных председателем областного ревкома Ермоленко". А скольких не выпустил? А скольких уже поздно было реабилитировать?

Разница между Уральским и Вешенским восстаниями заключалась лишь в том, что тут оно возникло не в тылу, а на фланге красного фронта и не находилось в изоляции. До середины лета казаки могли поддерживать связь с Колчаком, получать припасы и снаряжение. С февраля 19-го существовала связь с Деникиным. Через Петровск (Махачкала) в Гурьев морем высылались обмундирование, деньги, боеприпасы, оружие — вплоть до броневиков. Восстание ширилось, вбирая в себя и крестьян. Отдельные отряды уральцев добирались до Волги, выходили к Иргизу, Ахтубе, дальним подступам к Саратову и Астрахани. Армия, которую возглавлял генерал-майор В. С. Толстое, достигала 20–25 тыс. штыков и сабель. Ленин писал 22.05.19:

"Из донесения Мехоншина вытекает с несомненностью абсолютная необходимость покончить с восстанием немедленно, ибо иначе мы даже не в силах отстоять Астрахань".