Мы не боялись закона неверных, и у некоторых было оружие, плевали мы на запреты. И когда кончилась пятница, мы собрались утром у их синагоги, и когда туда вошло побольше евреев, кинули в окна зажигательные бутылки, а потом ворвались внутрь и давай метелить их битами и арматурными прутьями! Касым так приноровился, что он кончиком биты старался попасть точно по этой их, на макушке, по кипе: шпок! — и готов.

Но охранник — вот же сука! — он еще у двери успел троих наших застрелить, и откуда пистолет запрещенный у гада, ну его просто в фарш размесили. И свитки эти их поганые сожгли, и синагогу потом всю обоссали. Хватит, достаточно выпросили у своего бога денег для себя и несчастий для всех остальных.

Полиции к тому времени в городе уже вообще не было, свиньи поганые, закрыли их расистское полицейское управление. Так что мы шли себе по улицам, как хозяева. А дома евреев у Асхаба уже отмечены были, так что он нас вел, человек уже двести нас было, наверно. Жители все попрятались, и правильно сделали, трусливые шакалы.

В первом же доме хозяина сразу отоварили, а две сучки молодые еще оказались, ну этих блядей ебли в очередь, пока они не сдохли. Может, потом отдышатся, так Рустам им на всякий случай глотки перерезал. Бусы там, браслет красивый, сережки всякие, ребята кое-чем поживились, а остальное все разломали. Столько зла на этих жидов накипело!

И тут на Восточной Аллее, только со Второй мы идти начали — нас встречают огнем! Обычный домишко, и со второго этажа пистолет хлопает, а из другого окна — штурмовая винтовка очередями! Ты понимаешь, гады жидовские?! Им законы не писаны, они оружие хранили, хотя за это сразу в лагерь положено. Салиха убили, раненых много, мы отбежали сразу. Потом наши вооруженные окружили жидовское гнездо, за другими домами пробрались, изрешетили все и бутылками сожгли. Еще стрелять смеют, суки!

Потом мы сразу как колонной идем, вроде мимо, с домом только поравняемся — и сразу сотня камней в окна, кричим: «Открывай!» А четверо со стволами стоят вдоль дома и страхуют нас: кто рыпнется — сразу в лоб. И так ловко дело пошло! Окна — дзень! Двери — тресь! Мебель трещит, посуда вдребезги, мужикам по яйцам, бабам по ебалу — и засаживай между ног. Вот это праздник так праздник!

К одному заходим так, семья наверху прячется, как принято, а он, значит, вперед выходит, мужество хочет показать. А какое мужество, сам сутулый, плечики узенькие, очки толстенные на горбатом носу, борода клочьями, и эти их завитые косички, пейсы перед ушами болтаются. Их этих, значит, сильно верующих. Консервативный иудей, или как их там. Рожа бледная, смех один.

Асхаб говорит:

— Вы, евреи, меня убедили. Суббота главнее пятницы. В пятницу мы только молились, а в субботу Аллах дал нам возрадовать души угодным ему делом. Благодаря вам мы этот день навсегда запомним и радоваться будем.

А этот, раввин он у них или кто, говорит:

— Этот день все запомнят, и Всевышний вас покарает.

— Зачем тебе Всевышний, — говорит Асхаб, — я сам тебя покараю.

Одной рукой поднял ему бороду, а другой — мгновенно так! — ножом махнул, и перерезал ему горло до позвоночника. И отошел сразу. А Таир не успел отойти, его кровью брызнувшей всего окатило.

Выродков их поменьше просто головой об пол. А побольше — ну, некоторые использовали, конечно. Это же враги, нелюди, с ними — это не грех. Чего их жопам зря пропадать.

…До конца, честно скажу, мы не дошли. Устали уже. Да и удовольствие как-то уменьшилось. Спать уже хочется. Так что потихоньку стали расходиться. Первыми те отвалили, которые много барахла набрали, с двумя сумками в руках не будешь же по домам бегать.

Да, а знали бы — может, и не разошлись бы. Потому что утром их, недобитых, всех собрала специальная служба, и началась эта, депортация.

РАССКАЗ ЛАТИНОСА

Когда я ушел из Монкловы и под Охинагой пересек границу по Рио-Гранде, мне еще девятнадцати не исполнилось. И кем я только в Штатах ни работал. Посуду мыл, фрукты собирал, парковщиком был, окномоем. Лет через пять обтерся, осел в Восточном Лос-Анджелесе и стал пушером. Меня наркоторговля не влекла, но что делать, если выгоднее драга ничего нет. Дали кредит, научили бодяжить, все как обычно. Главное что? — не подсесть самому и не влезть в долг.

Но я всегда был упрямый, и через два года поднакопил деньжат и соскочил. И свалил на Запад, с концами. Осел здесь. За те два года я присмотрелся, что к чему у людей, так что купил здесь магазинчик, лавочку такую, товара на первый оборот и стал заниматься бизнесом. Не скажу, чтоб резко подпрыгнул, но и не прогорел. Поднимался потихоньку. Женился на хорошей девушке, тоже из Мексики. Родилась у нас с Габриелой Агата, потом Энрике, купили дом, выплачивали кредит, все как у людей. Дети в школу пошли.

Ну, а потом была Катастрофа. И всему наступил конец.

Пришла повестка, потом федеральный чиновник, и мне установили минимальную заработную плату работнику, и страховку на него надо. Через два месяца я его уволил, слишком дорого; но это не помогло. Потому что мне установили максимальные цены на основные товары, и запретили повышать. А инфляция, все кругом дорожает. Потом пришла повестка за неправильную уплату налога, еле отделался штрафами, но все остальные деньги ушли на адвоката.

А потом мне сказали, что мой магазин теперь принадлежит народу. И от имени народа им будут управлять чиновники. И приказывать, что мне продавать и по какой цене.

Сбережений у меня не осталось, и за дом платить было нечем. Банк его забрал. А мы стали снимать квартиру с двумя спальнями в плохом районе.

А потом меня арестовали на шесть месяцев за то, что я ругал Вашингтон и социализм. Это оказался внутренний терроризм и преступление ненависти.

Пока я сидел, мою дочь изнасиловали, прямо днем, на улице. И никто не заступился, все боялись — сейчас ведь сажают за что угодно, за то, что гада ударил.

Политикой я никогда не интересовался, но в тюрьме мне объяснили, кто устроил такое в Америке, что невозможно жить и у тебя все отбирает правительство, а всякая мразь издевается. В молодости в Лос-Анджелесе я бы перестрелял гадов, прирезал бы тех, кто насиловал. А теперь — оружия нет, полиции нет, никого не найдешь.

И когда пошли разговоры, что евреи должны ответить за свой социализм и диктатуру правительства, у наших ни у кого не было сомнений: необходимо отомстить тем, кто уничтожил нашу жизнь.

Да, мы им устроили. Теперь нам некуда бежать. Из Америки бежать некуда — больше на земле хороших стран не осталось, нигде уже нельзя жить по-человечески.

Я уже немолод, как видите. Но две глотки я перерезал. Месть за всю мою жизнь, которая пошла прахом. В моем сердце не осталось жалости. Я поджигал их дома, я смотрел, как насилуют их дочерей, и думал: теперь вы почувствуете то же, что чувствовал я. Будьте вы все прокляты.

РАССКАЗ БЕЛОГО ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНОГО ПРОТЕСТАНТА МУЖЧИНЫ

Они, наверное, думали, что им все сойдет с рук. Что они придумали свой марксизм и социализм, захватили школы и университеты, скупили газеты и телевидение, интернет весь с фейсбуками и твиттерами, заебали всем мозги своей критической расовой теорией, расплодили гомосеков и всяких извращенцев, натравили весь народ друг на друга… блять, они уничтожили страну! Они растлили молодежь, обосрали нашу историю, надругались над верой, превратили негров в зверей, организовали террор в городах — и думали, что будут торжествовать! Хуй им!