она пыталась воспротивиться решению их отца, но помогло ли это ему? Сделало ли конец менее страшным или болезненным? Конечно, нет.

Боже, почему они с Ребеккой не зашли к нему раньше? Почему ждали Харрис? Почему не принесли недоделанные рисунки? Может, это остановило бы его. Может, брат был бы сейчас жив, и они все вместе сидели бы у него в комнате, стараясь не шуметь. Они прижимались бы к нему, и вместе смотрели бы на глупую лампу, которую заказала для него Хлоя. Их сердца бились бы так спокойно и размеренно…

Джо тихо, судорожно всхлипнула в подушку. Лукас умер в свой день рождения. Тот день, о котором она так зря сказала однажды Харрис.

Рождественская ночь не принесла никаких чудес. Только горе и страх перед будущим.

Джо провалилась в беспокойный сон.

Следующий день они целиком провели в больнице. Джорджину водили на какие-то уколы, Ребекку осматривали разные врачи – видимо, те, что не успели осмотреть ночью. День вышел смазанный, едва ли похожий на настоящий: казалось, всё это было просто коротким перерывом во сне. Братьев они не видели – похоже, их осматривали отдельно. Странно.

Но на них Джо сейчас бы не хватило. Её едва хватало на саму себя – и на маленькую сестрёнку, которая бесконечно жалась к ней, боясь отойти к новым, незнакомым людям.

Врачи были терпеливы. Может, потому Джорджине не пришлось укладывать сестру спать – им обеим сделали какой-то укол, едва стемнело, и день снова прервался сном.

Утром, будто в следующую секунду, её разбудила уже знакомая приятная женщина с серыми глазами. Она же подняла Ребекку, терпеливо выждала, пока девочки ели, вяло натягивали на себя уличную одежду – ночью кто-то зашёл и аккуратно сложил её на одном из стульев. Видимо, медики были в курсе, что наутро детей должны были забрать.

Перед самым выходом полицейская вручила каждой из своих подопечных по большой шоколадке. Ребекка сразу же вопросительно посмотрела на Джо.

– Берите, вкуснятина. Мальчишкам не говорите, – тепло улыбнулась им женщина. Джорджина, помедлив, протянула руку и взяла свою плитку шоколада. Кто знает, когда ещё им удастся съесть что-нибудь сладкое – да и вообще что-нибудь съесть. Вдруг врачи, выяснив, что никто особо не пострадал, решили отправить их в какой-нибудь приют?..

Ноа, которого девочка встретила в коридоре возле его с Риком палаты, был молчалив. Казалось, будто его избили: видимых следов не было, но он весь как-то изменился. Прятал глаза, горбился, вечно прилизанные волосы сейчас были растрёпаны и небрежно торчали в разные стороны. Джо встретилась с братом взглядом, и тот не отвернулся. Губы у него были уж слишком красные, и глаза…

Когда к его локтю прикоснулся Рик, который был шире в плечах раза в два, Ноа едва заметно вздрогнул. Но младший брат ничего не сказал, лишь неловко потянулся к нему – видимо, увидев, как цепляется за здоровую руку Джорджины маленькая Ребекка. Искусанные губы Ноа дрогнули, и Джо уже ждала взрыва, некрасивой сцены, которую брат устроил бы, отталкивая Рика – но он этого не сделал.

Вместо этого Ноа крепко стиснул широкую ладонь младшего брата, притягивая его поближе к себе. Похоже, до него тоже дошло: они остались одни. Они должны были держаться друг за друга.

Почему-то этот жест брата заставил сердце Джо сжаться. Если уж даже Ноа понимал, что дело было плохо, значит, надежды у них больше не было.

Однако вместо приюта их отвезли в полицейский участок. Джорджина надеялась и боялась встретиться с братьями и сёстрами, даже не с отцом – нет, его она вовсе не хотела видеть после того, что он сделал с Лукасом. Если отец сделал это с её братом, сделает и с ней, и с малышкой Ребеккой, правильно?

Но встретиться с кем-нибудь, кто мог бы о них позаботиться: с Моникой, например, Рэем, или даже Амандой – Джо хотелось. Конечно, она бы предпочла Монику Аманде, но сейчас у них не было права выбора. Уж лучше с Амандой, которая так страшно пытала их брата, чем в приюте.

Однако никого не было. Наверное, всех держали в разных местах. И наверняка младших детей решили оградить от влияния старших, чтобы добиться максимально честных ответов: потому их даже привели не в настоящую допросную, а в тихую комнату отдыха, с диванчиками, альбомами для рисования, и всякими прочими вещами, которые должны были настроить их на откровенную беседу.

С Ребеккой и Риком это сработало. Полицейские выглядели такими добрыми, налили чай, принесли разных вкусностей, разрешили сесть так, как им хочется – в общем, сделали всё, чтобы убедить детей в том, что они не желают им зла.

Но Джорджина в это не верила. Она прекрасно понимала, зачем в эту же комнату пригласили двоих учителей со школы, куда они ходили лишь для того, чтобы сдать контрольные работы в конце семестра. Прекрасно знала, что третий, незнакомый человек – психолог, а может быть, и какой-нибудь социальный работник, которого пригласили для того, чтобы регулировать их поведение и раскрыть любую возможную ложь.

И их действительно расспрашивали обо всём, о чём только можно было расспросить ребёнка. Несколько часов, почти весь день – конечно же, с перерывами. Им принесли покушать, позволили зарядить телефоны, немного посмотреть телевизор, даже поиграть с психологом – Джо не была уверена, но она догадывалась, что даже игры были ненастоящими. Что-то она слышала от Харрис, что-то – от отца и старших сестёр. Почти в каждой игре были психологические приёмы, ловушки, которые позволяли психологу сделать очередную пометку в своём полосатом блокнотике.

Их, по сути, препарировали, как лягушек, вскрывая мозг и пытаясь заставить выдать все тайны – даже те, о которых они сами понятия не имели. И всё, что им оставалось, это развесить уши и верить, что взрослые их после этого не бросят.

Бросят. Как бросила их Хлоя, которой Джорджина так глупо доверилась. Если подумать: ничего этого не было бы, если бы она не появилась в их доме. Конечно, может, Лукас остался бы тогда в больнице, но ведь он был бы жив. Отец забрал бы его домой рано или поздно, появилась бы какая-нибудь другая Хлоя, менее принципиальная, и у них снова родился бы брат или сестра, и…

Джо шмыгнула носом, когда у неё в очередной раз навернулись слёзы на глаза. Полицейский замолчал, мягко коснулся её плеча, заставляя вспомнить о своём присутствии – да, он задал очередной вопрос о роде занятий Аманды.

Что они могли ответить на этот вопрос?