Движение за носовым иллюминатором вывело капитана из секундного ступора. По стеклу извиваясь, ползли зеленые лианы, словно прощупывая его, разыскивая щелочку, чтобы протиснуться внутрь.

По молчанию капитана доктор Доу понял, что вот-вот прозвучит.

– Открыть клапаны «разрывного приспособления»! – велел капитан Дарнлинг. – Спустить газ из оболочки!

– Насколько, сэр? – спросил старший помощник.

– Полностью. Мы спустим весь газ.

Лица всех присутствующих в рубке повернулись к нему.

– Сэр…

– Что вы делаете, капитан?! – воскликнул доктор. В нем поднималась волна ледяного ужаса.

– Нас вот-вот разнесет на куски. Мы не вырвемся, – ответил Дарнлинг с мрачной обреченностью. – Но мы заберем тварь с собой.

– Каким это образом?

– Мы выпустим весь газ, и тогда судно чугунной гирей рухнет вниз. Мы раздавим мухоловку.

– Но ведь дирижабль разобьется! Мы все умрем!

– Либо же мы все умрем просто так.

– Я не могу сегодня погибнуть, – заспорил доктор Доу, отчаянно походя в эти мгновения на Джаспера. – Я не предупредил свою экономку…

Капитан проигнорировал.

– Для меня было честью служить с вами, господа, – обратился он к экипажу.

– Вы не в себе, капитан! – закричал доктор Доу. – Вы просто мечтаете о посмертной славе! Думаете о том, что завтра напишут в газетах!

– Мне плевать на любую славу. Я знаю одно: тварь не должна выбраться с этого пустыря. И она не выберется.

Старший помощник процедил:

– Сэр, подтвердите приказ.

– Подтверждаю.

Доктор Доу поразился прагматизму этого человека, и если бы на кону не стояла его собственная жизнь, он бы даже восхитился ему. Что испытывает командир, отправляющий людей на верную смерть? Что испытывают люди, идущие на нее? «Пожарный и смерть – брат и сестра», – так говорили старые отставные члены Ведомства, и это была правда: пожарные шли в бой с пламенем, храня в нагрудном кармане мундира фотокарточку любимой женщины, а под ней, намного глубже, твердую убежденность, что вероятность не вернуться велика, и что ничего с этим не поделаешь – такая служба.

– Открыть клапаны, мистер Ходж.

– Огнеборцы навек! – крикнул рулевой.

– Огнеборцы до конца! – отозвался экипаж.

Старший помощник потянулся к рычагам «разрывного приспособления». Доктор Доу проглотил вставший в горле ком и закрыл глаза…

…Также среди писак-газетчиков ходила парочка журнализмов, обозначающих примерно одно и то же, и сейчас они были впору Бенни Трилби, словно его старые любимые туфли. И звучали они как: «влезть между строк» и «вляпаться в историю». «Вляпывался в историю» обычно репортер, утративший объективность и хладнокровие, забывший, что он – не более, чем наблюдатель и просто нейтральная сторона, хронист на службе у времени, записывающий ход этого времени, но никак не стрелка часов и совершенно точно не часовщик. И речь сейчас идет не только о непосредственном участии в событиях, но и о пристрастном отношении – сопереживании.

Прежде Бенни Трилби не отличался склонностью влезать в чужие туфли (зачем, когда есть свои, упомянутые выше?), но сейчас он одно за другим примерял на себе сугубо непрофессиональные клише, из-за которых часто сам подтрунивал над коллегами.

Глядя на весь творящийся на пустыре кошмар, он все сильнее погружался в бездну отчаяния и страха.

– Тварь ничто не остановит…

Да уж, Бенни Трилби со всего размаху «вляпался в историю», и сейчас он уже не помнил ни о сюжете, ни о статье.

Он мог лишь расширенными от ужаса глазами наблюдать за тем, как пожарный дирижабль доживает свои последние мгновения.

Впервые в жизни он оказался один на один с подобной жутью. Все его эмоции превратились в рваные лоскуты.

И тут вдруг, когда надежда иссякла окончательно, Бенни увидел то, что могло показаться настоящим бредом сумасшедшего, и в первое мгновение он даже не поверил своим глазам.

По стеблю гигантской мухоловки кто-то полз! Кто-то взбирался по этой твари!

Бенни прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть этого безумца.

– Не может быть! – потрясенно проговорил он. – Это же…

***

– Мама, – раздался тоненький голосок, и мухоловка шевельнулась. Кто это сказал?

Эхо пронеслось по подземному залу, отразилось от стен и умерло.

– Мама, это я…

Мухоловка, некогда прикидывавшаяся миссис Тирс, подняла бутон, с чвяканьем высвободив голову пленницы и оставив на ее волосах и лице пленку вязкой слизи.

В проходе, ведущем в тоннель, стоял мальчик.

– Это я, – сказал он. – Джейки…

Бутон мухоловки качнулся, язык облизал «губы». Она замерла: что он здесь делает?

– Мама… там плохой человек! Он схватил Уилли!

Мухоловка дернулась, и пленница издала стон.

– Он делает Уилли больно, – продолжил мальчик. – Помоги ему!

Она все еще сомневалась. Голос мальчика звучал странно, но его лицо… это был ее сын.

– Плохой человек – это мистер Драбблоу из девятой квартиры! – продолжил Джейки. – У него нож!

Стебель растения изошел дрожью, пасть раскрылась и издала гневное шипение.

– Помоги, мама! Он убьет Уилли!

Листья мухоловки зашевелились, и в следующий миг она расплела лозы и спустилась по телу пленницы на пол. Та, казалось, этого и не заметила, продолжая сидеть без движения на стуле и глядеть в одну точку перед собой расширенными немигающими глазами.

– Мама…

Мальчик сорвался с места и бросился в тоннель. Перебирая корнями по выложенному камнем полу, растение поползло за ним.

Джейки добежал до развилки и свернул во второй тоннель. Мухоловка неотступно следовала по пятам.

Быстро преодолев тоннель, мальчик забежал в тупиковое помещение с ржавыми люками. Миссис Тирс заползла туда же. Оказавшись внутри, мухоловка остановилась и повернула голову: где он?

Мимо нее шмыгнула тень.

– Давайте, мистер Дилби! – закричал мальчик, выбежав обратно в тоннель. В тот же миг из-за труб показался констебль. Он подскочил к торчащему в шве между кирпичами ключу для трамвайных стрелок и налег на него всем телом, словно на рычаг.

Раздался скрежет, а затем кладка поползла и с грохотом посыпалась вниз.

Констебль бросился прочь. Своды арки провалились прямо туда, где он только что стоял – проход оказался перекрыт.

Убедившись, что тоннель остался невредим и обвал затронул только арку, мистер Дилби остановился, обернулся и прислушался. Каменная пыль затянула собой все пространство поблизости от места обвала, и разглядеть что-либо там сквозь нее было невозможно.

– Ее задавило? – спросил мальчик, выглядывая из-за локтя констебля.

– Сомневаюсь. Думаю, она все еще где-то там, за завалом.

Мистер Дилби обернулся.