— Вы не сказали…

— Скорее, не добавил. Женя, Илья — хороший боец, самый лучший. Я не знаю, что между вами произошло, что послужило причиной того, что вы не вместе, — это не мое дело, — но, глядя, как он жил последние месяцы, во что превратилась его жизнь… Боюсь, мой мальчик сознательно решил испытать судьбу. Его поездка в Астану — чистой воды самоубийство. Если не вмешаться, ему не дадут уйти живым. Ты понимаешь?.. Да он и сам не уйдет, если не погасить в нем желание выйти в круг, а это под силу только тебе.

— Мне? — холод от слов отца Ильи насквозь пропитал тело и обездвижил ноги, но сердце бьется так сильно, что я почти задыхаюсь. — Роман Сергеевич, вы правда думаете, я смогу?

— Уверен, Женя, — тихо отвечает мужчина. — Участие Ильи в нелегальном турнире — вызов. Личный способ моего сына справиться с болью, что разрывает сердце. Скажи, — он вдруг склоняет голову и крепче впивается пальцами в мои плечи, — ты ведь любишь его, девочка? Да?

Неожиданный вопрос, откровенный, личный, но Босс напрасно замирает в хмуром ожидании. Признание дается так легко, словно давно просилось слететь с губ. Ни капли не смущая, наоборот, заставляя меня смело встретить пытливый взгляд карих глаз.

— Да, Роман Сергеевич. Очень!

— Вот и хорошо. Потому что я наконец-то разгадал причину сумасшествия сына, и теперь точно знаю, что тебе удастся вернуть его. И мне вернуть, и себе.

Я с удивлением смотрю на мужчину, устало вздыхающего полной грудью.

— Причину?

— Да, Женя, причину. Он любит тебя, мой Илья, верь мне. Всем сердцем любит и думает, что его чувства не взаимны.

Голос мамы доносится до меня, словно из-под ватного одеяла. В ушах шумит и, если бы не мамины руки, подхватившие под спину, я бы, кажется, не удержалась на ногах.

— Какой ужас! Женечка, доченька, это что, все правда? — щеку овевает родной голос, но я сейчас едва ли способна реагировать на него, так меня поразили слова, сказанные отцом Ильи. — Вот то, что этот… этот Роман Сергеевич сказал о своем сыне? Правда?!.. Это ведь он, да? Тот парень, с которым… Он что, связан с криминалом?

— Мать, ты чего? Не нагнетай! Мы же говорили тебе, что кент, с которым Женька жила, — классный! Знаешь, как он отделал Грега — в лепешку! Мудака еле отскребли от стены, говорят, урод даже обоссался от страха, еще и дружкам нехило перепало на запасных. Думаешь, сдался бы ему Ящер, если бы не наша Женька?..

— И не жадный он! Сразу было видно, что у них серьезно! Вон, как сеструха у него дома хозяйничала — как у себя, а вы с бабкой заныли в один голос: «мать-одиночка, мать-одиночка! Залетела! Кар-кар! Как теперь одна воспитывать буде…» Ай, ма, ты что?! С ума сошла?! Больно же!

Затрещина, доставшая брата, в повиснувшей тишине выходит такой неожиданно-громкой, что даже меня приводит в чувство. Ванька с Данькой, притихшие и поникшие под сердитым взглядом нашей мамы… А они-то откуда здесь взялись?!.. Неужели Роман Сергеевич для надежности всю мою семью из Гордеевска привез?

— А ну, трепло-пехота, марш отсюда в дом, живо! И чтоб не высовывались мне, — нашли момент вылезти! Это же надо, воспитала обалдуев на свою голову! Вы еще по местному радио новость растрещите! Не видите, что ли, и так соседи на заборе висят! Ну, чего встали? Сдулись с ветром и чтоб духу мне…

— Э-э, Валюша, ты бы полегче с мальчишками.

Лицо мамы горит смущением и гневом, рука упирается в висок, а серый взгляд привычно сверлит нашкодивших братьев. Она с досадой поджимает губы, запахивает на груди распахнувшийся было плащ, и в этот момент я в который раз жалею ее, ведь ей одной приходится воспитывать таких, в сущности, уже взрослых сыновей.

— Рома, помолчи! — резче, чем можно ожидать от нее, отвечает мама. — Лучше дай ремень! Веришь, сил моих больше нет на этих дуралеев смотреть! Когда же они уже вырастут и поумнеют, наконец!.. Ох, что это? — она неожиданно вздрагивает и теряет всю грозность взгляда, когда Градов осторожно разворачивает ее за плечо к себе, протягивая навстречу руку.

— Ремень, как ты просила.

— Ремень? — в голос мамы вкрадывается какое-то странное удивление. Она поднимает на мужчину глаза и недоверчиво склоняет голову, словно по-новому оценивая его, пока я взглядом прошу мальчишек все же уйти в дом тетушки. — А с тебя штаны не спадут? — замечает с нервным смешком. — Как-то много потрясений, знаешь ли, для одного дня. Еще одно, связанное с тобой, точно будет перебором. — Она неуверенно оглядывается, смиряя тон. — Мог бы и у водителя взять, все равно человек за рулем сидит.

— Не мог, — разводит руками Градов, показывая взглядом, что брюки все еще на нем. — Это мне на тебя впечатление произвести надо, а не водителю. И потом, Валюша, у меня ремень куда крепче, можешь проверить: из кожи аллигатора. Для воспитательных целей самое оно. А вот про потрясение — это ты верно заметила. — Теперь он смотрит на меня. — До сих пор в себя прийти не могу. Неужели то, что я услышал от мальчишек — правда?

— Рома, — голос мамы вдруг становится слишком усталым и вместе с тем настороженным, вмиг растеряв всю возможную заинтересованность мужчиной, — только попробуй моей дочери что-то сказать по этому поводу нехорошее, слышишь? Трижды подумай над словами. Она не виновата, а я тебя предупредила!

Эти двое ведут странную перебранку, не отрывая друг от друга глаз, и мне внезапно становится неловко и стыдно за то, что я стала невольной причиной этого разговора и заставила стольких людей нервничать. Что заставила отца Ильи в поисках меня мчаться за тридевять земель от родного города, обыскав Гордеевск. Что заставила маму, в который уже раз, переживать очередное беспокойство за дочь, как будто ей мальчишек мало!

— Мам, не нужно, все хорошо. Роман Сергеевич имеет право знать. — Она обнимает меня и закрывает собой, но я мягко отстраняю ее. — Я уже приняла решение, и мне не важно, одобрит его кто-то или нет.

— Женя, девочка моя, скажи, что я не ослышался и все понял верно? Вы что, с Ильей ждете ребенка?

Я смотрю на Большого Босса, на то, как он странно замер в ожидании ответа, впившись рукой в лацкан черного строгого пальто, и выше поднимаю подбородок.

— Не ослышались, — говорю, глядя в лицо мужчине. — Хотя не совсем так. Я жду ребенка, Илье об этом ничего не известно.

— Не важно! — вдруг отмахивается Большой Босс. Шагнув ко мне, крепко обнимает, прижимая к себе, целует в макушку и громко командует водителю: — Едем, Юра! Борис, в машину! Прямо в аэропорт! Женя?.. — Мужчина с надеждой заглядывает в мое лицо. — Я знаю, что не могу просить тебя, а тем более настаивать, и все же… Он мой сын, понимаешь?

Понимаю ли я? Да я, кажется, умру, если не увижу Илью. Даже если его отец ошибся в его чувствах ко мне, я должна убедиться, что он жив!

— Конечно, Роман Сергеевич. Я еду с вами! Если нужен паспорт, он у меня с собой!

— Решим на месте! Спасибо тебе, девочка. А теперь живо прощайся с родней и забирайся ко мне в машину вместе с…