10(23) января 1905 года в Мукден прибыл начальник штаба 3-й армии ген.-л. Ф. В. Мартсон. С ним приехало 19 офицеров, а вскоре еще 3, но основные потребности полевого управления армии в кадрах были удовлетворены только к 1(13) февраля. Генерал-квартирмейстерская часть получила с 8(21) января четырех подполковников{1845}. Однако штаб не смог сразу начать работу в нормальном режиме{1846}. Отношения между Мартсоном и Алексеевым были далеки от идеала, но генералы не демонстрировали их. Во-всяком случае, с приездом начальника штаба генерал-квартирмейстер смог сосредоточиться исключительно на своей, то есть на оперативной, работе. Однако для того, чтобы эта работа смогла стать эффективной, нужно было время — Алексеев срочно отправил прибывших для знакомства с войсками и местностью. Его очень беспокоила сложившаяся ситуация: «Неладно лишь то, что вся эта публика съехалась накануне важных дней, в ход которых они должны будут вступить с малым знакомством»{1847}.

Наступление армии началось всего через два дня после того, как были написаны эти слова. «Ни одно из всех предшествовавших сражений в эту войну, — отмечал Теттау, — не показало с такой ужасающей ясностью полнейшую несостоятельность русского командования, как сражение под Сандепу. Огромная армия в 100 000 человек оказывается бессильной побороть сопротивление нескольких эскадронов и пять дней стоит прикованной к какой-то несчастной деревне только потому, что в командовании этой массой не было достаточной решительности, чтобы поставить себе надлежащую цель и направить все силы для достижения этой цели»{1848}. Можно сказать, что Теттау был не совсем прав — русское командование в самый важный, начальный период наступления или отсутствовало, или действовало как в тумане, слабо представляя себе даже район действий. «Управление войсками и техника штабной службы на всей иерархической лестнице штабов, — считал полк. Новицкий, — были поставлены неудовлетворительно: все начальники хотели командовать войсками, а не управлять ими, потому что, непривыкшие к управлению и в мирное время, совершенно не умели пользоваться услугами штабов»{1849}.

Более того, работу штабов старались заменить личным руководством. Постоянное вмешательство Куропаткина в распоряжения командующего 2-й армией буквально парализовало управление ею. Как отмечал один из сотрудников Гриппенберга: «Штаб Главнокомандующего связывал нашу деятельность по рукам и ногам»{1850}. О взаимодействии войск в этой ситуации говорить и не приходилось. «Хуже то, — писал 14(27) января Алексеев, — что нет той стройности, строгой последовательности во всех распоряжениях, без чего воевать более чем трудно. 12 января меня посылали верст за 20 к Гриппенбергу, который высказал, что до взятия сел. Сандепу атак на деревни, прилегающие к позиции нашей армии не будет»{1851}.

12(25) января 1905 г. началось наступление, на позициях стоял сильный туман, потом резко похолодало, шел снег с сильным ветром — наблюдение было затруднено. I Сибирский корпус генерала Штакельберга начал наступление. Под Ляояном корпус понес большие потери, но благодаря своему энергичному командиру он стал одним из самых надежных в армии. Штакельберг был «слабого здоровья, но железной воли и энергии»{1852}. Наступление корпуса развивалось успешно, но медленно. Из 120 батальонов, 92 эскадронов и 436 орудий Гриппенберга в бой было введено 40 батальонов, 14 сотен, 140 орудий, то есть около 30 %, на следующий день количество задействованных сил возросло до 64 батальонов, 4 сотен, 220 орудий, то есть до 50 %. Остальные войска практически полностью бездействовали{1853}. «Сказать, что 12 января вторая армия перешла в наступление, — не без оснований отмечал полк. Рерберг, — будет ошибка: 12 января развернулся и перешел в наступление только I Восточно-Сибирский стрелковый корпус барона Штакельберга»{1854}. Впрочем, и этих сил было достаточно для значительного перевеса над японцами, но они вводились в бой частями, без должной координации.

Утром 13(26) января на станцию Суятун, где находился штабной поезд 3-й армии, для осмотра госпиталя и ближайших двух полков резерва прибыл Куропаткин. Алексеев так описал дальнейший ход событий: «По-видимому он ничего не знал, ожидая лишь действий у Сандепу. Около 12 час. дня по телефону от начальства всей артиллерии начинают получаться сообщения, что возле нас начинает атаку X-й корпус и просит поддержать его огнем нашей артиллерии. Насколько это сообщение было и важно, и неожиданно, видно уже из того, что, по условию, одновременно с X-м корпусом, должен был атаковать и наш правый фланг, что для производства удара нужно многое было раньше сделать, а главное — сильно обстрелять и при том в течение продолжительного времени артиллерийским огнем те пункты, против которых имеют вести войска»{1855}.

Между тем, артиллерийскую подготовку атаки на Сандепу и Бейтайзы трудно назвать удачной. В течение 2,5 суток ее готовил полковник А. А. Маниковский — уже в это время один из лучших русских артиллеристов. Орудия были пристреляны по фронту наступления длиной всего в 1,5 версты. Но как только начался обстрел, кроме готовившего ее офицера и командиров артиллерийских бригад, появилось еще два командира — начальник артиллерии VIII Армейского корпуса, присутствие которого еще более или менее объяснимо, и ген. Н. И. Иванов, присланный Куропаткиным. От Главнокомандующего и командующего армией посыпались взаимоисключающие указания, результатом которых, естественно, была дезорганизация огня и срыв всей проведенной Маниковским работы{1856}. Против деревень было задействовано 72 орудия, из них 48 — скорострельных трехдюймовых, практически бесполезных против полевых укреплений, 8 поршневых, 12 мортир и 4 осадных орудия. По Бейтайзы было выпущено 450 трехдюймовых шрапнелей, 62 поршневые гранаты, 84 мортирные бомбы и 12 шрапнелей. По Сандепу и Бейтайзы — 1448 трехдюймовых шрапнелей, 207 осадных и 106 мортирных бомб. Это объясняется тем, что 50 орудий действовало против обоих деревень, 22 — только против Бейтайзы{1857}.