— Ну вот, видишь. Значит, ничего и не происходит.

— Это ты так думаешь.

Кит умолк. Он погрузился в материал о кинозвезде Бёртоне Элсе. Помощники Элса яростно опровергали слухи о том, что Бёртон якобы является бисексуалом. С момента загадочной гибели юной своей жены Бёртон постоянно пытался установить связь с Лианой по ту сторону загробного мира. Иллюстрациями ко всему этому служили фотографии Бёрнона и Лианы, на которых оба были по пояс обнажены.

— Говорят, будто бы…

Кит, швырнув на стол вилку и нож, вскочил на ноги.

— Ты бы занималась собственными долбаными делишками, а? Господи, называешь себя моей женой — и обсераешь меня всей этой дрянью? При том, что завтра вечером у меня состоится этот долбаный полуфинал? Не суй свой нос, куда собака хер не сунет! Пойдем, Клайв, нечего нам здесь торчать. Давай-ка за дело. Давай, Клайв. Пойдем отсюда, дружище. Бож-же мой…

Малышка проснулась. Но не плакала. Глаза ее поблескивали.

В девять утра, уже в «Черном Кресте», Кит поставил на стойку свою кружку, рядом положил дротики, отправился в заднюю комнату и стал звонить. Прошла целая вечность, прежде чем Мэнджит вернулся в кладовую, приведя с собой Триш Шёрт.

— Матч отменили, — небрежно сказал Кит.

— Почему?

— Вопрос, блин, в моей готовности.

— Что?

— Да так, связано, блин, с повреждением пальца.

— Что случилось? Она сидела по-турецки?

— Ладно, замнем.

— Я все равно пойду.

— Что ж, мы, блин, живем в свободной стране, — единственный раз слова Кит более или менее соответствовали действительности.

— Ты заглянешь позже?

Кит повесил трубку, даже не ответив «может быть». Вернувшись к стойке, он увидел Гая.

— Приветствую, Кит.

— Здорово, приятель.

Кит ощутил нечто такое, что ему доводилось ощущать нечасто: смущение. Точнее сказать, он, возможно, и ощущал бы его — смущение, — когда бы располагал досугом. Смущение довольно редко обременяло Кита: книга под названием «Кит и смущение» оказалась бы очень короткой книгой — она, собственно говоря, закончилась бы странице на второй или третьей… Он поднял взгляд. Гай взирал на него с выражением жалостливой привязанности.

— Требования, — сказал Кит. — Обязанности, что ты принужден исполнять. Все эти требования. А ты так ограничен во времени…

Гай кивал.

— А событьице-то немаленькое, — сгибая свой метательный палец, проговорил Кит. — Ну, ты-то разбираешься, глубоко копаешь.

Гай по-прежнему кивал. Казалось, он готов согласиться с любым предположением, какое бы ни выдвинул Кит.

— Да, — продолжал Кит, — событие немаленькое. Уж за это-то я отвечаю. Ты будешь там завтра? Да, будешь, какой тут разговор. Слышь, приятель, ты не мог бы оказать мне одну услугу?

— Разумеется.

— Пригласи туда Ники.

— Разумеется.

— Николь. Мне, видишь ли, не по зубам.

На мгновение оба они облокотились на стойку, совершенно одинаково, как равные. Потом Кит рассеянно произнес:

— Этой кошатины у меня как грязи.

К ним подошел Джон Дарк, продажный коп — грязнотца неопределенного рода. Кит заказал выпивку для всех троих: он кое-что задолжал Дарку за улаживание дела Телониуса. Но все обернулось еще большей фигней. Мгновенно — или почти мгновенно — имя Телониуса выпрыгнуло из файла с данными по ДНК. И тут то же самое приключилось с Китом. Тупость с его стороны, да и только: на крошках от пирога со свининой была его, Кита, слюна. Ради пирогов со свининой Кит немало бы сделал, Кит черт знает что совершил бы во имя пирогов со свининой; но идти ради них в тюрьму, уж это, он полагал… увольте, это уж чересчур! Они втроем с полчаса провели за обсуждением трудностей, которые неизбежно встают перед «Рейнджерами» и которые те вынуждены преодолевать, чтобы преобразовать превосходство в воздухе в забитые голы. После этого разговор вдруг перешел на тему обескураживающего спада посещаемости матчей в первые месяцы сезона.

— Это просто-таки разрывает вам душу, — сказал Дарк со всегдашней своей веселостью. — А ведь может стать и того хуже. Что сегодня поутру видали вы на телеэкранах? План действий при чрезвычайной ситуации! Частичная эвакуация Центрального Лондона!

Кит посмотрел в сторону, а Гай — вниз.

— А как тогда с «Рейнджерами», а? — смеялся Дарк. — Если эту вот кучку народу эвакуировать? Сдвинуть эту вот кучку? Да они, туды их растуды, просто мечтают об этом.

В дверь просунул голову Шекспир и помахал рукой. Кит сказал, что он на минутку. Снаружи, под фонарным столбом, стояли Ужастик и Правдивец. Все они сгрудились вокруг, когда он, развернув обрывок газеты, поднес его содержимое к свету.

— Они, что ли? — спросил Кит.

— Они, конкретно, — сказал Правдивец.

— И что, хороши?

— Из спортзала, — сказал Ужастик. — Анаболики, блин.

— А у меня из-за них буферов или чего еще не появится?

— Нипочем, — сказал Правдивец. — Лучше станешь метать, вот и все.

— А почем штука?

На самом деле, конечно, на уме у того было только Китово выступление в полуфинале. Но Кит принял один стероид в тот же миг, не сходя с места (остальные два приберег на завтрашнее утро, следуя косноязычным указаниям Правдивца), — и отправился испытывать его на Триш Шёрт.

На следующий день, незадолго до полудня, Гай покинул Лиззибу, которая молча и методично, один за другим, обгладывала початки отварной кукурузы, и не спеша пошел вниз по лестнице, то и дело кивая полузнакомым няням или сиделкам. Войдя во вторую гостиную, он без энтузиазма окинул взглядом бутылки с виски и бренди, запертые в свои хрустальные шкафчики. Перейдя в другую комнату, в гостиную первую, такую обширную, так мало используемую, он уселся за рояль и попробовал исполнить нечто, не требующее особых усилий, — хорошо ему знакомое (Concerti Grossi), а несколькими минутами позже, к собственному изумлению, пришел к выводу, что это произведение его более не привлекает. По пути наверх он увидел еще одну новую нянечку, смуглую, экзотичную, безмятежно расслабленную. Произошло, как видно, некое негласное послабление правил, касающихся хорошеньких нянь. Ведь когда вокруг так жарко, а солнце, льющееся в окна, висит так низко, весь дом обретает атмосферу роскоши, пропитанной дурной славой, — роскоши томной, довоенной. Няни эти появились на рынке труда совершенно неожиданно и всего две-три недели назад; что ж, Хоуп тотчас всех их сцапала. В этакое время, думал Гай (хотя такого времени никогда еще не было), девушек, возможно, охватывает атавистическая тяга — оказаться в каком-нибудь огромном доме. В какой-нибудь огромной пещере.