Однако Сомодевилья, вероятно, оказался совершенно неумелым представителем Тьмы. Ведь даже с таким огромным количеством последователей он так и не смог совершить свою чудовищную революцию.

Перед лицом этих ужасающих угроз и потрясающих армий масонов следовало ожидать, что число процессов инквизиции достигнет тысяч. Но во всем архиве испанской инквизиции существует всего два дела. Одно от 1751 г.: Игнасио Ле Рой объявил себя масоном. Во втором случае француз, которого звали Турнон, признался в том, что он масон. Его изгнали из Испании[1358].

В Мексике было еще несколько дел. Венецианского живописца Фелипе Фабриса приговорили к 200 ударам плетью в 1789 г. за франкмасонство. Там же произошло еще несколько отдельных случаев в 1793 и 1795 гг.[1359] Но это очень незначительное количество для ситуации, в которой, как утверждалось, полмиллиона солдат настойчиво требовали разрушения монархии.

Угрозу для нации выдумали. Франкмасонство было объявлено преступлением, хотя инквизиция даже не знала, как определить это явление. По всей вероятности, его вообще не существовало в Испании до начала наполеоновских войн[1360]. Более того, те, кто вступил в масонские ложи, часто руководствовались интересом к запретному плоду. Магистр неаполитанских лож писал Бенедикту XIV: «Мне было крайне любопытно лично самому узнать то, на что так злобно нападали одни, а другие — превозносили до небес»[1361].

* * *

Франкмасонская фантазия, развившаяся в Иберии XVIII века, была лишь одной из многих. Существовал же раньше заговор конверсос, намеревавшихся передать Кастилию под закон Моисея в конце XV века. Был лютеранский заговор, который привел к большим кострам в Вальядолиде и Севилье в 1559 г. С помощью чрезвычайно сложного заговора мориски в конце XVI века хотели передать Испанию мусульманам, протестантам и конверсос[1362]. А ведь имелся еще и великий заговор португальских конверсос в Лиме в 1630-е гг. И все они документированы, а документы тщательно сохранены.

В Португалии имелся такой инквизиторский документ, в котором ссылались на 200 000 семей конверсос, живших в стране в 1624 г. На самом-то деле там оставалось не более 6000 «чистокровных» конверсос[1363].

Существовала еще и другая угроза, представленная еретическими книгами. Наличие всего нескольких экземпляров Кальвина и Библии на испанском языке привело к утверждению, что циркулирует 30 000 книг Кальвина вместе с 6000 экземпляров испанских Библий[1364].

Разумеется, печатный станок представлял угрозу для католической идеологии в Испании, но количество запрещенных книг преувеличивалось вне всяких пропорций.

Чтобы оценить истинный смысл этих страхов, следует задать вопрос: существовал ли вообще хотя бы какой-нибудь заговор в природе, которого не обнаружила бы инквизиция?

Ответ мы найдем в фактах. Мориски никогда не вступали в союз с кальвинистами и конверсос, а также с турками и гугенотами для уничтожения Испании. Конверсос по темпу рождаемости никогда не занимали первого место в Португалии. Никакие орды франкмасонов не объединялись с королем Пруссии для уничтожения монархии Бурбонов. У некоторых просвещенных членов аристократического общества действительно имелись запрещенные книги в XVII и XVIII вв. Но таковых было очень мало. Никогда в свободном обращении не находилось тысяч книг, признанных еретическими и угрожающих уничтожением нации.

Ни единого раза ни один из комплексных заговоров («нераскрытых», как утверждала инквизиция) не был осуществлен. Ни единого раза ни один из них не закончился успехом. Поэтому следует сделать вывод: эти заговоры часто изобретали. Там, где они существовали, ненависть «враждебных» групп была вызвана, как правило, тем, что людей преследовали.

Церковь часто подразделяла на категории страхи людей, чтобы разбираться с ними более тщательно. Эту традицию инквизиция внедрила на практике в Иберии, предполагая разобраться сначала с одной угрозой, а затем — с другой[1365]. Но, несмотря на вызовы своему существованию, церковь и монархии Португалии и Испании продолжали упрямо существовать. Это происходило вопреки тому, что общество, окружавшее их, двигалось к упадку. Очень легко обвинять в этом упадке внутренние и внешние угрозы, а также их постоянные атаки. Однако самый большой ущерб был нанесен именно бесконечным преследованием врагов — в значительной степени, вымышленных.

При изучении одного конкретного аспекта инквизиции можно поддаться паранойе, представляя угрозу со стороны морисков или лютеран, нависшей над Испанией (но удивительно, что не над Португалией). Или — решить, что Иберии грозили конверсос. Функционеры инквизиции убедительно писали о проблемах, с которыми они сталкивались, об опасностях, поджидавших их повсюду.

Но при рассмотрении общих факторов, действовавших в каждом случае, становится ясно: то, с чем пришлось столкнуться, было паранойей, постоянным поиском угроз ради их ликвидации. Только при взгляде на целое становятся понятны частные связующие нити, скрепляющие саму инквизицию[1366].

Нам следует остановиться еще на одном финальном деле, чтобы напомнить, каким образом смогло появиться общество, охваченное паранойей, во главе которого стоит инквизиция. Это одно из самых чрезвычайных дел в документах инквизиции, связанное с «ведьмами» Урдакса и Сугаррамурди в Стране Басков в начале XVII века. Случай был последним, когда сожгли людей за колдовство во времена действия инквизиции в Испании. Но он свидетельствует о том, насколько близко паранойя приблизилась к повседневной жизни в Иберии.

Сугаррамурди, 1608-10 гг.

В холмах Страны Басков, расположенной немного южнее границы с Францией, в начале XVII века внутренние конфликты достигли наивысшего предела. Междоусобиц происходило множество. Но если в Арагоне и Валенсии внутреннее напряжение нашло выход в изгнании морисков, в Стране Басков такой возможности было. Посему этого врага (который оказался вездесущим и готовым нанести неожиданный удар в любой момент) обнаружили в результате открытия шабаша ведьм.