Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя два дня, 3 октября, он действительно выслал Гутенбергу текст отпечатанного на машинке опровержения Андро, приведенного выше. В сопровождающем его письме В. Гринберг писал:
Париж, 3 октября 1919 г.
Дорогой Петр Моисеевич!
Препровождаю Вам, как было условлено, копию письма Андро. При этом считаю не лишним обратить Ваше внимание на следующее:
1. Письмо, хотя и помеченное 28 сентябрем, в действительности в распоряжение В.Л. Бурцева поступило вчера.
2. Мое первоначальное впечатление, что Вл Льв склонен отнестись с доверием к представляемым объяснениям, под влиянием сегодняшнего с разговора с ним, усиливается. Что касается денежной отчетности, то Андро представил протокол заседания, в котором и Вы участвовали, с постановлением выдачи ему денег, а также расписки разных лиц, которым он впоследствии эти деньги сдал. В том числе имеется и Ваша на 200 ООО рублей. В опровержение обвинения в отъезде под видом польского беженца он показал свой паспорт со всеми визами в полном порядке и т. д. Рассказывая мне все это, Бурцев выразил большое желание поскорее Вас повидать, чтобы выяснить, наконец, в чем дело.
Мне очень не хотелось, чтобы он продолжал оставаться под этим, в известной степени благоприятным по отношению к Андро, впечатлением: во-первых, потому, что Бурцеву, по-видимому, предстоит в дальнейшем произнести свое суждение по данному делу, а первое впечатление труднее всего изглаживается; во-вторых, потому, что он, по-видимому, собирается снабдить письмо Андро своими комментариями, которые могут либо уничтожить всю газетную полемику Андро, либо, наоборот, придать ей особую цену.
Вот почему я обрадовался приходу в редакцию Сафонова, от которого прежде кое-что об Андро слышал. Не посвящая его в наш разговор, я его вызвал на рассказ о том, что ему известно по поводу посадки Андро на польский пароход, что он знает о махинациях с разменом денег на «Кавказе» по собственному опыту и по рассказам Морского.
Кажется, моя цель была в известной степени достигнута.
Все же Вашего приезда жду со дня на день и с нетерпением. Из Лондона люди уже приезжают.
Всего хорошего.
С истинным уважением
В. Гринберг
По-видимому, получив от Гринберга это письмо, Рутенберг написал развернутое «Дополнение к моему письму об Андро» (10 страниц отпечатанного на машинке текста), на котором мы остановимся ниже. Насколько нам известно, этот документ так и остался неопубликованным, как и вообще никаких новых материалов, относящихся к данному инциденту, ни на страницах «Общего дела», ни в каких-либо других органах эмигрантской печати в дальнейшем не появлялось.
Рутенберг докладывает Клемансо
В RA сохранился текст доклада, написанный Рутенбергом как членом Совета (Комитета) обороны Одесского района. Названный «О положении занятой союзными войсками Одессы и условиях ее эвакуации», он был предназначен для премьер-министра Франции Ж. Клемансо (в допереводной машинописной копии на русском языке, оставшейся у Рутенберга, имеется надпись, сделанная его рукой: «Представлен 4/6/919 генералу Мордаку3 для предст Предс Сов Мин Клемансо»).
Основное содержание доклада сводилось к следующему. Рутенберг стремился представить максимально ясную и бес-компромиссно-полную картину того беспредела и хаоса, которые ему пришлось наблюдать в Одессе 1919 года.
Безумно растущая дороговизна14, голод15, холод16, мрак17, мор18, взяточничество19, грабежи, налеты, убийства, бессудные казни20, смертельная жуть по ночам, отсутствие элементарной безопасности жизни даже днем, -
говорилось в докладе. И далее речь шла не просто о бездействии властей, но о тех темных преступлениях, в которых они прямым или косвенным образом оказались замешаны:
Рядом вакханалия спекулянтов, открыто и беспрепятственно творящих злое дело свое21. Всех марок бандиты, переполняющие первоклассные рестораны и притоны, сорящие деньгами, назойливо-шумливо празднующие, веселящиеся, распутничающие и насильничающие на глазах у бессильной, скомпрометированной власти, подозреваемой в соучастии даже с простыми налетчиками.
Все это на фоне победоносной союзнической эскадры на одесском рейде и среди занявших город французских офицеров и солдат, сытых, хорошо одетых, ничем не занятых и ничего, по не понятным никому причинам, не делающих, чтобы обезопасить и облегчить элементарное существование агонизирующего русского дружественного города. А на занятой союзниками (и Добров армией) территории Юга России имелось все: и хлеб22, и топливо, и сырье, фабрики, заводы, лучшие железные дороги, водный транспорт и возможность сношения и получения недостающего из-за границы.
То, что писал Рутенберг французскому премьеру о французском же военном контингенте, посланном оказать помощь союзной державе, в определенном смысле имело не лишенный горьковатого привкуса разоблачительный характер. Рутенберг был искренне убежден, что в Гражданской войне Россию могла спасти только внешняя сила.
«Рассчитывать в этой борьбе на одних русских, находящихся в патологическом состоянии государственного развала, гражданской войны и слепого взаимного озлобления, невозможно. Инициатива и первоначальное руководство неизбежно должны были принадлежать союзному командованию», – решительно утверждалось в меморандуме.
Увы, союзные войска, сами по себе деморализованные и дезорганизованные, к тому же в пух и прах распропагандированные большевиками, не сумели заполнить вакуум власти; военная кампания на юге России оказалась цепью упущенных возможностей и горьких просчетов. Причину этого Рутенберг видел в том, что Франция послала «в Россию людей государственно некомпетентных, и результаты получились фатально катастрофическими».
Однако автор доклада не столько задним числом разоблачал военную и политическую недальновидность и нерешительность тех, кто принимал ответственные решения, приведшие к военному краху и эвакуации союзных войск из Одессы, сколько анализировал причины этого. Главную из них он видел в том, что нелепость и бездарность действий антибольшевистских сил дали неотразимое преимущество большевикам, в которых население юга России увидело подлинных освободителей и восстановителей нарушенного порядка жизни. Прямую вину за это он возлагал на людей, стараниями которых сложилось такое парадоксальное положение, когда защита России от диктатуры Советов автоматически превращалась в поддержку всевозможного преступного сброда. Французы, говорилось в докладе,
…не хотели сражаться против большевиков, ибо в обстановке Одессы это означало защищать преступников-спекулянтов и бандитов против исстрадавшегося народа, состояние которого французские солдаты видели собственными глазами.
Кроме того, французское командование в Одессе, с особым нажимом отмечал Рутенберг, подпадало под влияние случайных людей, не всегда самых лучших и самых добросовестных. И вот здесь-то и появлялась в докладе фигура Андро, которому «поручалось составить новое краевое одесское правительство под именем Совета обороны».
