— Спасибо, Дасти. Это так много значит для меня.

Я улыбнулась и скользнула рукой к ее шее.

— Спасибо тебе, милая, — прошептала я в ответ. Затем изучая ее красоту, ее нежный взгляд, обращенный на меня, слезы, которые она сдерживала, заблестели в ее глазах, и я честно сказала ей: — Мой брат Дэррин полюбил бы тебя.

— Ты думаешь? — спросила она, слова прозвучали немного высокопарно, но все равно были сказаны ее тихим, сладким голосом. В тоне слышалась надежда. И это было прекрасно.

— Нет не думаю, — ответила я. — А знаю.

— Папа был с ним знаком, — сказала она мне. — Они дружили. Но я не очень хорошо его знала. Он был похож на Фина?

— Абсолютно.

Она выдержала мой взгляд и тихо сказала:

— Тогда он бы мне тоже понравился.

Я перестала сдерживать слезы и почувствовала, как одна из них скатилась по моей щеке.

Хриплым голосом произнесла:

— Да, ты бы обязательно ему понравилась, а он тебе, милая.

— Могу я кое-что сказать Дасти? — спросила она, все еще шепотом.

— Все, что угодно, красавица, — прошептала я, голос все еще звучал хрипло.

Я увидела, как слезы навернулись у нее на глазах, их количество увеличилось, затем она прошептала:

— Я тоже хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала папу счастливым.

О мой Бог. О мой Бог.

Я люблю эту девушку.

Затем в одну секунду я смотрела в лицо красивой девушки, а в следующую секунду была в ее объятиях.

Я обернула свои руки вокруг нее и прижалась к себе. Ее тело дернулось, когда рыдание вырвалось наружу, и две секунды спустя я последовала за ней. Но мы обе крепко держались друг за друга. Крепко.

— Что происходит?

Мы отскочили друг от друга, как провинившиеся дети, и оба посмотрели на дверь, мы были так поглощены своими слезами, что ни одна из нас не услышала, как вернулся Фин.

Глаза Фина тут же прищурились и посмотрели на Рис, затем на меня.

— Почему вы, девочки, плачете?

Я помахала рукой в воздухе, затем провела ею по лицу и объяснила:

— Мы девочки. Сегодняшний день был полон драматизма. После дня, заполненного драматизмом, мы делаем три вещи. Едим, пока нас не стошнит. Закатываем истерику. Или плачем. Иногда комбинация может быть из двух, в плохие времена — все три. Поверь мне, дорогой, мы выбрали лучший вариант.

Фин нахмурился, глядя на меня, и я не поняла, хмурился он из-за того, что разозлился на меня, что я заставила Рис плакать, или просто разозлился, что две девочки, которых он любил, плакали, и как мальчик, который был уже мужчиной, он почти наверняка знал, что девчачьи слезы не в его власти.

Затем он спросил:

— Вы уже закончили плакать? Потому что мне нужно отвести Риси домой, пока мистер Хейнс не разозлился на меня, что мы опоздали.

Я посмотрела на часы над микроволновой печью и увидела, что было без двадцати трех минут девять. У него было еще достаточно времени. Он просто хотел убедиться, что у него есть время, и что с его девушкой все в порядке, и, возможно, поцеловать ее на ночь, чтобы точно убедиться, что с ней все будет в порядке.

Я посмотрела на Рис, она, должно быть, почувствовала мой взгляд, потому что ее взгляд переместился на меня.

— Я в порядке, если ты в порядке.

Она кивнула, провела рукой по щеке, и ее губы изогнулись в легкой улыбке, которая была действительно милой.

— Я в порядке, Дасти.

— Думаю, вы оба так хорошо поработали на кухне, что каждую неделю по четвергам у нас теперь будет вечер тако, — сообщила я им, отступая назад, давая понять, что девчачья сцена закончена.

— Отлично, — пробормотал Фин, и я подавила улыбку.

— По-моему, звучит неплохо! — защебетала Кларисса.

Я выдержала ее взгляд. Затем подняла руку и послала ей воздушный поцелуй.

Она ответила мне одной из своих широких, красивых улыбок.

Затем отвернулась, крикнув:

— Спокойной ночи, Рис. Увидимся, Фин.

— Спокойной ночи, Дасти, — услышала я в ответ.

— Увидимся, тетя Дасти.

Я поднялась наверх в комнату Кирби, схватила свой сотовый, легла спиной на кровать и позвонила Майку.

— Привет, Ангел, — ответил он.

— У меня был срыв в объятиях твоей дочери по поводу Дэррина, — объявила я.

— Черт, — пробормотал он.

— Просто чтобы ты знал, как только она придет домой, если ты увидишь у нее опухшие глаза, она плакала вместе со мной.

— Вот черт, — повторил он невнятно.

— Все хорошо, — заверила я его.

— Не хочешь зайти? — предложил он.

— Если я зайду, то останусь у вас жить.

Это было встречено молчанием.

Я подумала отчасти потому, что Майк рассматривал этот вопрос — с тех пор, как мы вернулись домой из Техаса. Если Рис не была у нас на ферме и мне не приходилось сопровождать ее по магазинам, я обитала у него дома (с Фином). На самом деле, обычно как по расписанию Рис приходила заниматься с Фином после школы, а когда Майк возвращался домой, мы все шли к нему ужинать и тусоваться.

Я также предположила, что тишина была вызвана тем фактом, что в данный момент я искала квартиру. И щедро делилась с Майком результатами поиска квартиры, охотясь за предложениями Бурга, — времяпрепровождение, о котором я и не подозревала, будет таким бесплодным и раздражающим. Эти исследования всегда приводили его в плохое настроение не потому, что они были бесплодны и раздражали меня. Нет, а потому, что он любил меня, а я любила его. И потому, что он любил проводить время со мной, и он знал, что мне нравилось проводить время с ним. Еще и потому, что он знал, что мне было нелегко со всем этим дерьмом, кружащим вокруг меня, и ему нравилось быть рядом, чтобы четко знать, что со мной все в порядке, а если нет, то сделать так, чтобы я была в порядке. А еще и потому, что он любил заниматься со мной сексом и знал, что мне нравится заниматься с ним сексом. И это было потому, что нам нравилось спать в объятиях друг друга.

Если бы у него не было детей, не сомневаюсь, что предложение переехать было бы уже давно сделано.

Поскольку он