Зря надеялась.

— Рассказала бы, как ты из леса вышла, — шагнул следом за ней Пашка.

— Тебе зачем? — Ира заглянула за штору — Катя спала.

— Хочу узнать, как ты день провела. — Пашка развалился на диване, жестом приглашая своих друзей располагаться.

— В следующий раз пойдем вместе. — Ира недовольно смотрела на незваных гостей. — Чего расселись?

— Слушай! — Пашка сделал выразительную паузу, внимательно посмотрел на Иру и, решив что-то для себя, спросил: — Куда ты сумку дела?

— Какую сумку?! — опешила Ира.

— Пакет, с таблетками, — не спуская глаз с сестры, пояснил брат.

— Анальгин понадобился? — Иру взяла злость. — Головка болит? Иди, постучись ею об стенку, полегчает.

— Я серьезно.

— Если тебе так нужна была эта сумка, вез бы сам, — отрезала Ира.

— А я и вез. Машина сломалась. — Павел усадил сестру рядом с собой. — Скажи, ты ее потеряла?

— Бросила, — ехидно сообщила Ира. — Если пойдешь от Кременок через лес — найдешь. В том месте хорошо натоптано.

— В пакете ничего, кроме таблеток, не лежало?

— Что там должно было лежать? — Ира не могла понять, чего от нее хотят. — Шоколадка?

— Нет, — подала голос Наташка. — Там лежал платок.

— Не было никакого платка, — мгновенно отозвалась Ира. Но, уже договаривая фразу, вспомнила — был платок, рыжий, с петухами на уголках. Она его повязала, когда входила в лес, а потом куда-то дела. Машинально пощупала голову. Никакого платка там, конечно же, не было. А был ли он на самом деле? Может, привиделся?

— Ты уверен, что он лежал в сумке? — тихо спросила Наташка у Павла.

В профиль она была особенно красива: густые кудрявые каштановые волосы, покатый чистый лоб, небольшой носик, пухлые губы и нежные румяные щеки. Наташка была первой местной красавицей. Ее приезда в деревню на каникулы ждали все. В этом году брату повезло — Наташка обратила на него внимание.

— Уверен. — Брат хмурился — Пашке не нравилось, что ему не верят. Так ему и надо! — Ирка, не вертись, говори прямо. Или ты не заглядывала в пакет?

— Зачем мне туда смотреть?

— Ирочка, скажи, — Наташка склонилась над Иркой, ее нежные серо-голубые глаза оказались совсем рядом, — ты сразу бросила сумку или потеряла ее уже в лесу.

— Сразу, — соврала Ира. Наташкин пристальный взгляд не позволял ей сосредоточиться.

— Ты в нее заглядывала? — продолжала допрос Красина.

— Заглядывала, — механически повторила Ира последнее, что произнесла Наташка.

— Видела платок?

— Платок?

— Старый такой, затертый? Понимаешь, его у меня Паша взял без спроса…

— Чего это без спроса? — встрял Пашка. — Сама дала.

— Заткнись, — Наташка метнула на него уничтожающий взгляд. — Ирочка, вспомни!

Наташкины глаза вдруг изменились. Потемнели, в них появилось что-то жесткое, холодное и ненавидящее. Ира вскрикнула, отшатнулась, попыталась загородиться от этих страшных глаз ладонью. Но куда она убежит дальше дивана, в какой пыльный угол забьется? Если только сквозь стенку пройти. А Наташка все надвигалась и надвигалась на нее.

— А-а-а-а!

Ира поднырнула под стол. Ее перехватил Артур. Встряхнул Иру как тряпку и зло прошипел ей в лицо:

— Говори!

— Это что такое? — На пороге стояла бабушка. — Что вы тут делаете?

Артур первым выскочил за дверь, вслед за ним бросился Пашка. Перед тем, как уйти, Наташа внимательно посмотрела на Иру.

Неприятный взгляд. Очень неприятный.

Ира расстроенно шмыгнула носом. Ей было обидно, что она испугалась глупой Наташки, что Пашка оказался таким вредным, а Артур — так просто гадом, что очень неудачно проходит лето, что болеет Катька. И вообще, жизнь — одни сплошные неприятности.

— Кто у нас здесь плачет? — Бабушка помогла Ире встать. — Нельзя вас на минуту оставить, начинается безобразие! — Сухой ладонью она вытерла внучке заплаканное лицо. — А я в город ездила, гостинцев привезла…

Из принесенных с собой сумок бабушка выложила на стол пакеты и свертки.

— Бабушка! — Ире вдруг захотелось все ей рассказать. И про болото, и про цыганку, и про странный дом председателя, и про мальчика в лесу. Но заговорить она не смогла. Она судорожно всхлипывала, сдерживая рыдания.

— Что ты, что ты, — испугалась баба Риша, склоняясь над внучкой. — Хватит, перестань. Что ж ты так убиваешься? Ну, посмотри, посмотри, что у меня есть!

Бабушка покопалась в кармане передника и достала белесую маленькую расческу без ручки.

— Смотри, какой гребень, — улыбнулась она. — Это еще моей мамы вещица.

Сквозь слезы Ира рассматривала костяной изогнутый гребешок с плоским зеленым камешком. Часть зубчиков была отломана. Ира повертела в руках вещицу, неловко провела ею по волосам, расчесываясь.

— Вот так. — Бабушка сняла с ее волос резиночку, подхватила прядку, закрепила ее гребнем. Ира, вытирая слезы, побежала к зеркалу.

— Баба, а расскажи про следопытов, — попросила она, разглядывая свое отражение. Изменений никаких, но все равно приятно.

— Каких следопытов? — недовольно переспросила баба Риша.

— Тех, что в Воронцовке столб поставили, — повернулась к ней Ира.

— Столб? — нахмурилась бабушка. — А, боже мой, столб… Не столб это, а памятник.

— Ну да, памятник. Как его… стела.

— Ходили здесь лет пять назад какие-то, — заговорила бабушка, разворачивая покупки. — Все по лесу лазали, гильзы, патроны собирали, скелеты выкапывали. Говорили: по всем документам выходит, что именно здесь немца во время войны и остановили.

Бабушка замолчала.

— А потом? — торопила ее Ира.

— Что потом? Узнали следопыты про Воронцовку, что ее сожгли. Хотя кто об этом не знал? Никто и не скрывал. Была деревня, а теперь нет.

— А как немцы ее нашли? Она вон как далеко стоит.

— Чего тут искать-то? Все дороги хожены-перехожены. Немца тут одного убили, вот они и решили, что убийца — из Воронцовки. Нашелся предатель, что немцев в деревню отвел. Это мы уже потом узнали, что деревню спалили. Никто не выжил.

— Совсем-совсем?! — ужаснулась Ира, вспомнив кирпичи на поле.

— Проклятое место стало. Туда и так-то мало ходили, а с тех пор даже за грибами в ту сторону не заглядывали.

— А правда, что там колдунья жила?

— Ты это не выдумывай! — Бабушка недовольно громыхнула чайником. — Кто тебе голову всякой ерундой забивает?

— А мне сказали, что ты все знаешь! — прошептала Ира. Бабушка недоговаривала, это было очевидно. Почему она вдруг стала такой скрытной?