Командир продолжал играть свою роль героического подводника. «Разделять с нами компанию — можно ли просить от них большего?»

Звук винта «ритчи-питчи-питчи» стал ослабевать — и ощутимо. Похоже было на то, что наш мучитель уходил прочь. Командир повернул свою голову в одну сторону, затем в другую, чтобы уловить затихающий звук. Не успел я расслабиться, как шум гребного винта усилился до своего прежнего уровня.

«Загадочно,» — пробормотал Командир и наклонил голову в сторону Стармеха. Все, что я услышал из их разговора шепотом, было: «Не держит … утечка топлива … да …»

Командир повернулся к мичману. «Сколько времени они описывали циркуляцию?»

«Добрых десять минут, господин Командир,» — прошептал в ответ Крихбаум.

«Мерзавцы,» — произнес Командир.

Второго механика нигде не было видно. Вероятно, он отправился в корму, к нашему главному источнику беспокойства. С носа пришел еще один пакет докладов о повреждениях. Нам повезло, что у нас два офицера-механика на борту. Два сразу на одной подводной лодке — такое было редким феноменом. Нам повезло — мы счастливцы! Мы погрузились носом вперед, и Господь швырнул нам под киль пригоршню песка. И сверх того, два механика. Что может быть благоприятнее этого?

Командир нахмурился. «Где второй механик?»

«В отделении гребных электродвигателей, господин Командир».

«Немедленно отправьте его проверить аккумуляторы».

Наступила всеобщая активность. Я снова отметил ужасный свистящий звук. Он наверняка доносился из машинного отделения. Мы столкнулись с дном моря носом, но теперь корма лодки была заметно ниже. Почему Стармех не выровнял лодку? Нам надо было бы откачивать воду сейчас, при нормальных обстоятельствах, но главный осушительный насос был в нерабочем состоянии. Кроме того, справится ли он с огромным давлением воды снаружи? 280 метров — или, на языке нашего противника, около 900 футов. Ни одна обычная подводная лодка ни разу не заходила на такую глубину и вернулась обратно невредимой. Наш насос наверняка не был сконструирован для такой глубины.

Я украдкой взглянул через кормовую переборку. По какой-то причине в кубрике старшин было полно людей, но приглушенный свет не давал возможности разглядеть что-либо.

Командир оперся спиной на сверкающий серебристый ствол поискового перископа. Одной рукой он обхватил коленную чашечку, как будто она причиняла ему боль.

Неожиданно его тело напряглось. Он выпрямил спину и встал. Его голос больше не был шепотом.

«Ну, Стармех, сколько воды мы приняли в лодку? Какие танки повреждены? Какие из них не могут быть продуты? Можем ли мы откачивать воду на такой глубине?»

И новые вопросы пролились дождем на голову Стармеха: «Что произошло с главным осушительным насосом? Можете ли вы его починить? Если мы продуем все неповрежденные танки, что у нас остались, обеспечит ли это нам достаточную плавучесть?»

Стармех повел плечами, как расслабляющийся атлет. Затем он сделал два-три бесцельных шага. Старшина центрального поста тоже ожил.

Я напряг мозг. У нас на лодке три водонепроницаемых отсека. Прекрасно, но как это может нам помочь сейчас? Если Командир загерметизирует центральный пост от кормы — предполагая, что в этом есть какой-то смысл — другими словами, если он задраит кормовую переборку, то центральный пост и носовой отсек будут сухими и чистенькими. Великолепно! После этого мы можем ждать в комфорте, пока не закончится кислород. Это будет единственным преимуществом.

Главный осушительный насос… Если ему настал конец, у нас все же есть сжатый воздух. Мы можем использовать воздух высокого давления, чтобы вытеснить воду из наших танков, но достаточно ли его осталось после нашей бесплодной попытки продуть танки по пути на дно? Без насосов и воздуха высокого давления нам конец. Нам нужно быть в состоянии как откачивать, так и продувать танки, уменьшить наш вес и создать плавучесть. Но что если балластные танки больше не смогут удерживать сжатый воздух — если драгоценный воздух будет выходить через пробоины или поврежденные заслонки и устремляться к поверхности сразу же, как мы начнет продувание? Что, если он лишь будет образовывать пузыри, но не будет создавать никакой подъемной силы?

Стояла адская вонь. Газ из аккумуляторов — наверняка некоторые банки треснули. Аккумуляторные банки — штука нежная. Сначала взрыв, затем удар о дно. Аккумуляторы были нашим единственным источником энергии. Если аккумуляторы накрылись…

«Быстрее!» — услышал я голос Стармеха. «Давайте, живее!» — отозвался эхом боцман. Поступили еще доклады шепотом, большей частью с кормы. Я услышал их, но не осознал их смысла. Я слышал тяжелое, как у загнанной собаки, дыхание людей и топот их ног, а над всем этим — пульсация и ритмичное биение гребных винтов. Вне всякого сомнения, турбины. Они что, систематически сводят нас с ума? Мне захотелось отключить свои уши, заткнуть их пальцами, но это отрезало бы меня от происходившего вокруг. Я едва мог различать что-то в полутьме — это было похоже на пребывание в шахте.

У людей, проходивших через центральный пост, были гротескные движения канатоходцев. Я прижался спиной к основанию поискового перископа, подавленный чувством чрезмерности происходящего.

Второй помощник был совсем рядом со мной, тоже стоя в стороне. На борту сидящего на мели корабля для моряков всегда много работы, но мы утонули, а не сели на мель. Потонувшие корабли не давали никакой работы для палубной команды. Что они могли сделать?

А что там делает старший помощник? Он тоже должен быть где-то здесь, в центральном посту. Немного маловато здесь интеллектуальных ресурсов — любых ресурсов… Он мог бы это повторить сейчас!

Быстрое дыхание возле меня исходило от Айзенберга. Нервирующий звук, как у скотины в стойле. У меня снова появилось искушение заткнуть свои уши. В конце концов глухота может стать благословением. Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не нюхать — закопаться в землю, так сказать, если не считать того, что в листовой металл будет трудновато закопаться. Жалко нашего драгоценного топлива, но кто знает — понадобится ли оно нам когда-нибудь? Встань лицом к лицу с фактами, прекрати обманывать себя: нам настал конец. В этот раз не выскользнуть. Мы были пригвождены к одному месту. Корпус все еще держался, это верно, но нашим механизмам пришел конец. Встань лицом к лицу с фактами, не нужно самообмана. Нам конец! Без механизмов нам конец. Без плавучести мы будем лежать здесь до Страшного Суда. Воскресение тела с глубины 280 метров — это особая техника, известная только командованию подводных лодок.

Вырисовывавшиеся силуэтом на фоне слабого света от пульта гидрофона плечи Командира немного опустились. Мои собственные мышцы расслабились в имитации спокойствия. Расслабление разливалось по всей длине и ширине моей спины.