он своим привычкам не изменяет

шапочку так и не надел

хотя просили, и не раз

Митя улыбается и молчит

иногда бросает на меня короткий взгляд

и я слышу звук «бамц»

как будто скрестились два клинка

остальные не слышат

Баев, насупившись, сидит в углу

поигрывая брелком от ключей

у него теперь есть дом, есть ключ, на кой мы ему сдались?

так, морока одна, позвали — я пришел

скоро там у вас финальные титры?

Петя тоже намеревается сбежать под шумок

ему очень надо, он обязательный, он занятой

если бы не это, посидел бы еще

в комнате тринадцать тридцать один

двадцать один ноль четыре

четырнадцать ноль шесть

дым стоит столбом

пепельницу три раза вытряхивали, давно здесь сидим

Гарик мусолит проблему выбора между истиной и опытом

уже разложил по Декарту, переходит к Витгенштейну

Баев сейчас пошлет всех на три буковки

Петя ловит тачку, он безбожно опоздал

а тут еще пробки, чтоб их

у Митьки совершенно счастливые глаза

я успеваю это заметить в промежутке

между тирадами Гарика

которого слушаю, между прочим

очень внимательно

если честно, Гарик, у меня вообще не было выбора

когда я решила рассказать о нас, как я это помню

все происходило единственным образом — и никак иначе

но я уверена, что это не передается

(разве что взять и поставить Дженис?)

не бывает одесского воздуха, закупоренного в банке

и ничего нельзя зафиксировать, тем более воспроизвести

(даже Дженис на пленке поет каждый раз заново)

а кто не пережил — не поймет

(но есть хотя бы один, кто не пережил?)

да, я была счастлива, когда писала о нас

потому что искала и нашла, и вряд ли когда-нибудь потеряю

но ведь это ничего не значит — мое отдельно взятое щастье

(или все-таки значит?)

Баев притушил окурок, поднялся, руки в карманы

Петя давно на совещании

и не скажешь, что когда-то гонял по коридорам козлов

и заправлялся под лестницей из аптечки

в комнату врывается Кот

парни, ну сколько можно, у нас давно нолито

каждую секунду испаряется двести молекулярных слоев

Зурик там такое приготовил — набежали с верхних этажей

невозможно находиться рядом без риска для жизни

вас только и ждем

Акис, усланный в магазин за плюшками

нажимает на кнопочку вызова

и лифт, трясясь от старости

останавливается на тринадцатом этаже

Самсон караулит Баева в коридоре

Танька с интересом разглядывает Митю

Митя улыбается и молчит

мы в той же комнате, ничего не изменилось

комната подвешена за уголки

в пространстве неопределенных

свет, огибая шпиль ГЗ

несется со скоростью Митькиной «Явы»

приблизительно триста тысяч километров в секунду

нам по двадцать, все как у других

а кажется, что это происходит только с тобой

папа сидит на моей лавочке у Ломоносова

с бутылкой кефира в руках

мама занимает очередь на колесо обозрения

ее подруга пошла покупать мороженое

сейчас самый удачный момент

обратиться с дурацким вопросом

к девушке его мечты

переводчик идет по весенней Варшаве

«Голубой Дунай», кипенно-белая черемуха

очумелые соловьи

бабушка скоро выучит польский

и у нее это будет пятый

нет, у нее это будет первый

всечеловеческий птичий язык

на котором можно бесконечно молчать о любви

(мама говорила — из них ни слова не вытянешь

и если бы не дядя Коля, убежденный холостяк

тот самый военный переводчик

мы бы никогда не узнали)

ради этого, наверное

стоило пускаться на поиски времени

которое невозможно утратить

пройтись ранним утром по городу, по щиколотку в воде

дождь закончился только что, ночи не было вообще

сейчас мне выдадут экзаменационный лист

подойдет Олежка, спросит — что это ты читаешь

и все начнется с начала

(yes, it did!)

ради этого надо было извести столько чернил

чтобы остаться вдвоем

чтобы счастливое сердце

выстукивало на весь мир

я с тобой, с тобой, с тобой

и больше не покину тебя

дождаться, когда комната опустеет

когда все действующие лица и исполнители

переместятся в котовскую распивочную

и двести молекулярных слоев в секунду

будут спасены от испарения

взяться за дверную ручку одновременно

посмотреть друг на друга и рассмеяться

вниз по лестнице бегом

(тут такие лестницы, что грешно ездить на лифте)

шаг на четыре по нотным линеечкам

тени все длинней, где чья

руки перекрещены за спиной, пальцы в петельку джинсов

(обниматься уже научились, разговаривать пока нет)

огромный мир, любопытные глаза

улицы, бульвары, деревья

это музыка серебряных спиц

это бодрое дрдрдрдддыдыдыыы

we will thumb a diesel down

step on the gas and wipe that tear away

прощай, главное здание, прощай, смотровая