Румяная, красивая, она так и просилась хотя бы к поцелуям. Не в силах сдержаться, он чмокнул ее в теплую румяную щечку. Та, казалось бы, беспробудно спавшая, вдруг, не открывая глаз, слегка улыбнулась и показала тоненьким и таким беззащитным пальчиком в губы. Мол, туда целуй.

Попаданец был не против, но вначале его жаждущие губы поцеловали каждый пальчик пойманной руки. А уже потом он поцеловал ее в губы.

Настя, разбуженная таким образом, но не обозленная, лишь поинтересовалась ненароком, можно ли благоверному святому так низко падать и приставать к падшим женщинам с греховными намерениями?

Ха, подумаешь, он тоже может сказать эдакое саркастическое:

- Бог в своей святости и благодетели создал все живое на свете, в том числе женщину. Ты хочешь теперь критиковать Всевышнего?

- Ого! - удивилась Настя подобному истолкованию ее слов. Она и не хотела поминать Всевышнего… хотя может и немного хотела, святой же рядом.

- Бог создал человека по своему подобию! - нравоучительно произнес Макурин, - и мужчину и женщину. Потом, правда, Сатана заполнил женщину грехом, - он легонько щелкнул жену по прелестному носику, намекая, кого он имеет в виду, - но мужчина не должен позабыть свою хотя бы супругу и понижать грех в ней, что я и делаю.

Он снова поцеловал ее, не обращая внимания на сопротивление женщины, все-таки обозленной его словами.

- Ты! - воскликнула Настя и замолчала, не зная, как продолжать – обвинять святого в грехе, говорить, что муж не имеет целовать жену? Что за чертовщина!

В результате, только обняла Андрея Георгиевича обеими руками за шею, поделилась с ним своим теплом. Жена, все-таки, хоть и норовистая и надменная. А женщина и не может быть другой, потому как женщина. Не зря есть народная пословица – баба дура не потому, что дура, а потому что баба. И больше ведь уже не скажешь. Все и так сказано, пусть и немного обидно для прекрасного пола..

Но, с другой стороны, моя женщина хоть и дура, скажем только про себя (!), но такая прелестница, красивая и добрая. И даже умничка, как это не странно будет сказано.

Макурин хохотнул, немало удивив Настю, зевнул нешироко, перекрестившись от нечестной силы и посоветовав жене поспать еще немного, пока Бог позволяет. Это никак не было связано с предыдущим спором, почти ссорой, но она ничего не сказала. И потом, зачем им ругаться зазря, все-таки муж и жена, а он у нее еще и святой.

Настя опять прильнула к плечу, досыпая, а Андрей Георгиевич посмотрел на окружающую почти летнюю природу. Хорошо-то так, Господи! По-иному и не скажешь, благо и благодаря Богу он здесь и оказался.

Вчера после так называемого секретного совещания, император Николай невзначай попросил Макурина остаться. Он да сын – цесаревич, накоротке поговорили втроем. Андрей Георгиевич, насторожившись, было подумал, что речь пройдет о написании документов или, накрайняк, его деятельности святого, но нет, немного о другом, хотя и почти рядом.

Император мягко так почти порекомендовал, точнее покомандовал, немного отдохнуть в своем поместье, заодно провести остаток медового месяца с молодой женой, пока он здесь наведет порядок и с его положением и с мятущимся народом. А?

Николай посмотрел на своего бывшего письмоводителя. Тот сидел также под иконостасом и нимб предупредительно сиял на голове, четко показывая, что перед ними не просто так человек, а полновластный святой. И поэтому монарх заметно смягчил свой тон. Мало ли кем он был на земном существовании по Воле Бога, на Небе Он сразу же показывает у него другие любимцы и избранники.

Макурин был, в общем-то, согласен и по первому предложению и по второму. После событий в Исаакиевском Соборе он стал неведомо кем – письмоводителем уже не был, а членом Святейшего Синода, по сути, еще не стал, хотя формально был направлен. НАПРАВЛЕН ПО ПРИКАЗУ, а не ИЗБРАН, значит, стал не законно. Хотя, скажи об этом императору, пожалуй, и побьет и уж точно отругает. Вот и болтается он в Зимнем дворце, как некая субстанция в проруби. Пусть и несколько часов еще, а все же.

И ведь, самое главное, он и не хочет быть этим самым. Н-И З-А Ч-Т-О!

Ой, он-то не хочет. А все остальные очень даже хотят. Начиная от жены Насти и императора Николая I и заканчивая мятущими толпами народа.

Кстати, на счет последних. Если бы не XIX век, то точно был бы расстрел 9 января, или, наоборот, разгром царской резиденции. Тысячи людей, еще не бунтующих, но уже не мирных жителей, ходили по городу, не раз походили к Зимнему дворцу даже не с требованиями, с просьбами показать им новопоставленного святого.

А, попробуй, не покажи! И сам бестолковый попаданец, и его несчастный император Николай зримо понимали, что в религиозном экстазе народ легко перейдет от мирного шествия к кровавому бунту. Под теми, кстати же, иконами и священными хоругвями.

И ведь не раз выходил августейший император Николай I к народу и мстительно показывал святого. Мол, вот он, православные, хотите – ешьте, хотите – играйте. Он весь ваш, любезные.

А почему вдруг попаданец стал не только святым, но и бестолковым, а император стал не только добрым, но и сугубо мстительным? Сам Андрея Георгиевича оказался и виноват, причем не косвенно, самим своим существованием, а прямой деятельностью, поднимающую народ на восстание. И ведь не только нимбом, появляющимся уже не только в церквях, но и около них. Дурак, прости Господи!

Один раз, без всякого злого умысла, остановился он на паперти Исаакия, где было очень много разных калек и больных. Приходилось, а куда деваться (!), и креститься, и благословлять, и молиться со всеми, прося перед Богом за страждущих. Не известно уж, помогал ли Макурин больным своими действиями, но морально он был спокоен – на все сто процентов наработался. Спокоен был и народ – святой ведет себя, как святой, а остальное все в руце Божьей.

Один только остановился попаданец. У одной больной нищенки, грязной и неухоженной копошилась малютка. Тоже грязная и, видимо, голодная, но такая прелестная и чудесная, что Макурин не мог просто пройти мимо.

- Твоя дщерь? - строго, но спокойно спросил он у нищенки.

- Моя, - безнадежно согласилась женщина. Спросила, как обругала: - ноги у ней, болезной, совсем не шевелятся. За что же, святитель, она ведь не сделала еще, ни хорошего, ни плохого?!

Андрея Георгиевича внимательно посмотрелся. В сумерках большого здания ему все время казалось, что