Я хотел сказать, что это будет настоящая бойня, но прикусил язык, ибо слишком почитал падре, чтобы усомниться в мудрости его действий.

Отец Идальго попросил меня сопровождать двух его представителей, которые должны были передать Риано предложение о капитуляции. Выбор был прост: или сдача в плен и гуманное обращение, или же в случае сопротивления смерть без надежды на пощаду.

Однако вдобавок к ультиматуму падре вручил мне еще одно письмо.

– А это личное послание для сеньора Риано. Я знаю его и его семью, да и ты, полагаю, тоже.

– Мы встречались несколько раз, на балах и приемах. Но друзьями не были.

– Неважно, ты встречался с губернатором и его сыном и знаешь, что это достойные люди. Передай это письмо лично Риано и никому больше не показывай.

Личное послание падре губернатору гласило:

В сопровождении двух парламентариев я подошел к зернохранилищу, после чего меня и еще одного из посланцев, предварительно завязав нам глаза, допустили внутрь. Повязки с нас не снимали до тех пор, пока мы не поднялись на крышу, где встретились с Риано и его сыном Гильберто. Губернатор ничем не показал, что узнает меня, а вот Гильберто все время косился в мою сторону, явно пытаясь сообразить, где видел меня прежде. Но так и не понял – этому помешала густая борода.

Ознакомившись с требованиями падре, Риано созвал на крышу своих товарищей по оружию. Он вслух зачитал им послание и выдержал паузу, ожидая реакции. По подсказке офицеров, солдаты регулярных подразделений дружно гаркнули: «Viva el rey!» – «Да здравствует король!» После этого губернатор посовещался с горожанами, которые, хоть и без энтузиазма, заявили, что будут сражаться.

В ответном послании Риано поблагодарил падре за предложенную его близким защиту, но сообщил, что в ней не нуждается, поскольку успел отослать жену и дочерей из города.

Вскоре из зернохранилища выехали и, яростно нахлестывая коней, помчались в разных направлениях два гонца. Один из них, так и не добравшись до городской окраины, был выбит из седла выстрелом, а имевшееся при нем послание досталось мне и было прочитано на обратном пути в наш лагерь.

То было письмо от Риано генералу Кальехе в Сан-Луис-Потоси, а говорилось в нем следующее:

Во время переговоров я получил возможность убедиться в правильности своей предварительной оценки: под ружьем у Риано имелось не больше шести сотен бойцов, причем лишь две трети из них составляли настоящие солдаты, и они готовились обороняться против армии, численность которой в настоящее время приближалась к пятидесяти тысячам. Но и среди нас лишь несколько сот человек являлись профессиональными военными или, подобно мне, просто хорошо владели оружием.

Отец Идальго выступил из Долореса во главе нескольких сотен человек, и за двенадцать дней похода к Гуанахуато его армия увеличилась стократ. Другое дело, что обучить эту толпу народа или хотя бы объяснить ей, что необходимо соблюдать дисциплину, у нас не было ни времени, ни возможности.

– Сначала Риано будет защищать баррикады, – доложил я по возвращении падре и Альенде.

Губернатор разместил своих солдат регулярной армии на крыше хлебного рынка, снаружи, на уличных баррикадах, а также ближе к реке. Предполагалось, что вооруженные горожане засядут в двух тыловых зданиях и на нижнем этаже зернохранилища.

– Риано, – сказал Альенде, – наверняка держит в резерве небольшие силы, может быть, процентов десять от общего числа, чтобы перебрасывать их на те участки, где возникнут затруднения. У него есть возможность использовать на небольшом пространстве конных драгун, и они будут контролировать улицы, пока мы не оттесним их внутрь.

Он похлопал по составленной мною карте, где я отметил зоны предстоящего сражения.

– Завала прав. Единственная возможность прорвать оборону заключается в том, чтобы выгнать защитников с улиц и сбить с крыши. После этого можно будет атаковать главный вход. Двери там массивные, крепкие, и, чтобы победить, нам придется их высадить.

– Как именно вы собираетесь действовать? – спросил отец Идальго.

Альенде посмотрел на него в упор.

– У нас в армии преобладают необученные пеоны, и если впредь мы хотим привлечь на свою сторону настоящих солдат, нам ни в коем случае не следует терять их в этом сражении. Люди с мушкетами, засевшие в крепости, могут за несколько минут разнести наш небольшой отряд в клочья. Будь у нас мощная артиллерия, тогда другое дело, но, увы, в нашем распоряжении ее не имеется. Мой план состоит в том, чтобы испытать характер наших ацтеков. Давайте посмотрим, действительно ли они представляют собой силу, которая способна справиться с регулярными войсками.

Идальго не возражал, и я понял почему. Альенде, при всей своей креольской гордости, признавал, что его хорошо подготовленные солдаты не могут выиграть битву. Главный удар предстояло принять на себя нашему плохо вооруженному, необученному «пушечному мясу». Или пеоны со своими мачете и деревянными копьями возьмут верх, или революция обратится в ничто.

– Мы будем молиться, – заключил падре, – а потом мы будем сражаться.

Позиция, занятая на вершине холма, выше зернохранилища, дала мне возможность обозревать то, чему предстояло стать полем боя, а также смотреть и в других направлениях, на случай возможных сюрпризов со стороны Риано.

Внизу собралось великое множество людей, не бойцов, а простых зевак. Тысячи жителей Гуанахуато, по большей части представителей низших слоев, с небольшими вкраплениями не слишком состоятельных креолов, высыпали на улицы, чтобы поглазеть на сражение. Вот чудаки, нашли развлечение! Что это им, коррида?

Из разговоров, которые вели все эти люди, было ясно, что они определенно на стороне повстанцев, чему, впрочем, не приходилось удивляться. Они провели всю жизнь под пятой у испанцев и справедливо полагали, что разница между креолами и гачупинос невелика. И те и другие, как бы они ни назывались, являлись испанцами, белыми людьми, которые всегда угнетали простых жителей колонии.

Незадолго до полудня я увидел авангард нашей армии, который двигался в город по Марфильской дороге.