Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя в них, он тихо спрашивает, словно даже не слышал ее слов:
– Капель, я когда-нибудь был жестоким к тебе?
Она искренне поражена и скрывает это, как может.
– Мой господин, ваша служанка знает – все ваши слуги знают – как вы к нам добры!
На его лице странное выражение.
– Но я был жестоким? С тобой?
Капель изображает улыбку:
– Никогда, господин. Ни разу.
Первый министр Катая долго смотрит на нее в упор. Встает, допивает вино и ставит чашку.
– Спасибо, – произносит он и выходит.
Она слышит, как он отдает приказы. Ему нужен конь и охрана. Он возвращается во дворец. В такой час?
И… Капель. Он назвал ее тем именем, которое она носила в Северном квартале. Он никогда этого не делает. А благодарить ее? Все это очень тревожно.
На следующий день она отпускает своих слуг после полудня, заявив, что ей необходимо отдохнуть после утомительной ночи с хозяином, и принимается укладывать в неприметную полотняную сумку некоторые из своих самых ценных украшений.
Позднее она в одиночестве, по старательно созданному ею обыкновению, идет в дальний конец сада, недалеко от беседки из розового дерева, и там закапывает сумку у корней вишни.
К тому времени цветы на дереве, так недолго прекрасные, распустились и облетели…
* * *
Во дворце Да-Мин и в Ма-вае, когда она желает там находиться, одна женщина танцует для императора Катая…
В Катае и раньше случались восстания и гражданские войны. Еще с тех пор, как самые первые династии формировались, распадались и снова формировались.
Во время одного из этих печально известных конфликтов армия Шестой династии была разбита в результате предательства, из-за посланного генералам якобы из дворца поддельного приказа. С того времени были приняты меры для обеспечения командирам на поле боя уверенности в том, что приказы двора присланы именно оттуда.
Изготовили несколько императорских печатей, их обжигали в маленькой, строго охраняемой печи на территории того дворца, где жил в тот момент император. На этих печатях изображены драконы в разных видах. На обратной стороне печати стоят цифры, в определенной последовательности. В присутствии командующих войсками и мандаринов Двора Пурпурного мирта эти печати торжественно ломают на две половинки. Считалось почетным попасть в число тех, кому доверена эта процедура.
Перед тем как повести армию в поход, командующий получает определенное количество таких печатей – или, точнее, их половинок. Приказы, отправленные ему из двора, сопровождаются соответствующей половинкой печати. Доставляющих их курьеров уже несколько сотен лет набирали из каньлиньских воинов. Им доверяют все стороны любого конфликта, и в этом доверии заключается их неприкосновенность.
Командующий войском должен удостовериться, что привезенная ему половина печати совпадает по форме и по цифрам с той, которая находится у него. Если они совпадают, он обязан выполнять эти приказы, иначе смерть и позор (и лишение всего имущества) последуют так же неотвратимо, как неотвратимо волки следуют за овцами на летних лугах.
* * *
Один из двух человек, встретившихся летним утром на восточном конце перевала Тэн, приехал верхом, как и следует генералу в походе, по его собственному мнению. Однако ему потребовалась помощь, чтобы спешиться, и он опирался на трость, когда шел вперед, рывками переставляя негнущуюся ногу.
Второй человек приблизился к теням перевала со стороны открытой местности на востоке. Его принесли в громадном паланкине восемь крупных мужчин. Такое количество носильщиков было уступкой обстоятельствам; обычно носильщиков двенадцать.
Позади них можно было видеть еще двоих, несущих кресло западного образца, с мягкими подушками и обтянутое желтой тканью. Если присмотреться, оно выглядело как трон. По крайней мере, иные хотели, чтобы он казался таковым. На это указывал цвет.
Кресло поставили на ровное место, недалеко от начала перевала. Паланкин тоже поставили на землю. Раздвинули занавески. Сказочно громадный человек вышел из него с помощью носильщиков, подошел к креслу-трону и опустился на него.
Второй человек ждал, опираясь на свою трость. У него был боевой меч (не декоративный). Человек слегка улыбался во время всех этих действий и с интересом наблюдал за ними. Птицы парили над головой в восходящих потоках воздуха. Внизу ветра не было. Жаркий день, хотя в тени перевала Тэн прохладнее.
Каждого из двух мужчин сопровождали еще пять человек (кроме тех, кому по договоренности разрешили нести паланкин и трон и присматривать за конем генерала). Никто, кроме генерала, не был вооружен. Его меч был, по правде говоря, нарушением правил. Таким же символом, как и трон, и перья зимородка на паланкине.
Еще на перевале находились пятьдесят каньлиньских воинов, наблюдающих за переговорами, как это делали все каньлиньские воины во время подобных встреч уже сотни лет. Пятеро из них сидели, скрестив ноги, за столиками для письма, где лежали кисти, бумага и черная тушь. Они прибыли раньше всех остальных. Их обязанностью было точно записать, – а потом сверить записи друг с другом, – все, что будет сказано этим утром.
Один свиток должен быть отдан каждой из участвующих сторон после окончания встречи. Три сохранят и отправят в свой архив каньлиньские воины, как доказательство достигнутого здесь соглашения.
Впрочем, ни одна из сторон не питала больших надежд на то, что сегодня на перевале Тэн будет достигнуто какое-то соглашение.
Другие воины в черном расположились вдоль ущелья, и вот эти мужчины и женщины ощетинились оружием. Два десятка держали луки, стоя на некотором расстоянии вверх по склонам с обеих сторон от перевала. Они находились здесь для того, чтобы наблюдать – или обеспечить – мирное течение этой встречи и безопасность всех, явившихся на нее.
У всех каньлиньских воинов, даже у тех, кто приготовился писать, на голову были натянуты капюшоны. Их личности здесь не имели никакого значения. Они служили символами своего ордена и его истории. Не более, но, конечно, и не менее.
Генерал Сюй Бихай, командующий императорскими войсками Катая на перевале Тэн, ждал, пока второй мужчина усядется в большое кресло. Это заняло некоторое время. Тонкая улыбка Сюй Бихая не сходила с его лица, но никто бы не увидел в его глазах ничего, кроме ледяного холода.
Обычно, в большинстве случаев такого рода, один из людей, стоящих позади главных участников, начинал говорить первым. Он обращался к каньлиньским воинам и официально предлагал им начать записывать. Этого не произошло.
Вместо этого генерал Сюй сказал: