— А что же эригманы? — продолжила Йофрид, утирая со лба испарину. — Они ведь тоже достигли Ладосара. Не то чтобы нам было дело, завтра уж убудем, но всё же.

Синда осклабился, полыхнули на миг янтарные угли, но этого никто не заметил.

///

После того, как на Безлюдном берегу поднялся до небес огненный столб, Майрон вернулся к торгасту. Усталость поселилась в его теле, но пока, с помощью дыхания, удавалось сохранять силы. Полёт был краток и закончился за скальной грядой, рассекавшей береговую линию.

Отрёкшийся маг спустился с неба на глазах у многих встревоженных людей, не таясь, не медля. Он пробудил Светоч Гнева, но пока держал его остриём к земле, позволял всем рассмотреть себя, проникнуться чувством смертельной угрозы.

— Там горит упрямый стиггман со всеми своими людьми! Он не желал слушать, и вы повторите его судьбу, если тоже не пожелаете!

Десятки хирдманов с оружием в руках следили за ним, стоявшим на фоне полыхавшего неба. Среди них был шаман, кривоногий и сутулый человек с раскосыми глазами, куцей бородёнкой. Его аура источала эфемерный запах моржового жира, трав и трескучего мороза.

— Кто ты, чужак? — спросил интуит на сканди. — И чего хочешь от нас?

— Я хозяин земли, на которой ты стоишь, говорящий с духами! Я хозяин воды, которую ты пьёшь, мяса, которое ешь, воздуха, которым дышишь! Я желаю говорить с вождём немедленно!

Шаман обернулся к большим снеккарам, стоявшим на подпорках и сложил ладони чашей вокруг рта:

— Ивакак! Ивакак! Проснись Ивакак!

Хирдманы тоже заголосили, взывая к кому-то, кто лежал на палубе одного из кораблей, укрывшись парусом. Он заворочался там, издал громкий стон, резко отбросил парусину и встал с рыком. Голоса стихли.

Чучуна зевнул, блеснув на свету зубами и лениво перевалился через борт. Пока существо шагало к ним, его хорошо рассмотреть. Оно напоминало прямоходящую обезьяну ростом выше всадника на коне. Очень широкую в кости, целиком поросшую чёрной шерстью. Тело нелюдя защищал доспех, собранный из слоёв толстой кожи, кольчужной сети и отрезков камаронтовых рёбер, а в длинной руке он волочил топор, вспарывавший почву ровно плуг. Маленькие сонные глазки чучуна воззрились на незнакомца.

— Говорит, что господин земель и что убил Косолапого. Видать тот выжил в шторме. Что нам делать? — обратился к гиганту шаман.

Нелюдь поглядел на небо, на человека с огненным мечом, зевнул, почесал под тяжёлой челюстью.

— Пусть подсаживается к огню и ест, — вышло из пасти Ивакака звериное рычание, — с едой любая басня за правду сойдёт, а правда станет ещё правдивее.

Его приняли настороженно, однако без злого намерения. Майрон прошёл уже ко второму в ту ночь костру и сел среди северян, темноволосых и коренастых эригманов. Огромный вождь не отгораживался от своих воинов, возвышался среди них как скала среди булыжников и ел целого кабана, добытого в лесу. Он жадно посвящал себя животу, однако большие уши шевелились и ловили каждое слово Майрона.

Рив повторил для этих чужаков всё, что говорил для прежних. Рассказал историю смерти Монго Бусхенглафа пятнадцать лет назад, природу его убийцы, а также то, что узнал от стиггманов. Он передал шаману меч Балахаса Ёрдевинда и заточённый в янтаре кристалл, объяснил, как можно им пользоваться и что способный волшебник сможет проследить связь творения с творцом, — чем не великолепное доказательство? А кроме того он отдал эригманам скрученное в трубочку письмо. Его Майрон написал загодя, именно на тот случай, если образумить стиггманов не выйдет.

— Коли ваш конан воистину так трепетно хранит память о своём сыне, это послание укажет ему путь к месту захоронения принца. Я воздвиг над Монго кэрн пятнадцать лет назад, и, хотя ныне, верно, то место сокрыто под льдом и снегом, отец сможет добраться до него и поднять останки для сожжения.

Шаман, волшебным оком окинувший меч и кристалл в янтаре, забрал письмо.

— Если ты не врёшь нам, человек, — Ивакак выпустил из пальцев обглоданный кабаний череп, — начнётся война между людьми Стигги и людьми Эриге. Хрейн будет мстить до самой смерти.

— Я не против, а ты? — спросил Майрон, ища в себе силы для второй бойни. Вдох, выдох.

— Мне всё равно, каких людей убивать, — оскалился чучуна, — людей-мужчин или людей-женщин. И я люблю когда мне платят. Другие чучуна не понимают, бродят по лесам голышом, едят грязь, спят с медведями, когда особенно одиноко, но не я. Мне нравится носить одежду, получать золото и убивать людей.

В глубине широченной груди чучуна зародился смех. Он поднялся по связкам и полился из пасти, пока свет костра искажал уродливое лицо ещё сильнее.

— Так тому и быть. Запаситесь едой перед отплытием.

— Эригманы вняли слову разума и отплыли с Ладосара на следующий же день, — продолжил Майрон. — С собой они увезли весть о том, где лежат останки Монго Бусхенглафа. Поэтому, конани, если ты беспокоилась о судьбе Оры, то можешь оставить это. В ближайшие годы Хрейн Пожиратель Собак и Свен Белоглазый будут воевать друг с другом. Кровная вражда — страшная вражда. А Свен к тому же потерял ещё одного сына. Дорога им всем, как вы это говорите, в пасть к Гедашу?

Опустошив рог, он подумал, что Йофрид, когда она была чем-то настолько поражена, с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, была особенно красива. Что-то очень трогательное и чарующе появлялось в могучей воительнице севера, стоило ей по-настоящему удивиться.

А Йофрид пыталась представить, во что превратится союз Стигги и Эриге, когда Ивакак Чёрный вернётся к своему господину с доказательствами её, Йофрид, невиновности.

— Но откуда… откуда ты, почтенный, знаешь, где лежит мёртвый Монго Бусхенглаф? Даже я этого не знаю!

Майрон не растерялся ни на миг.

— Мы, волшебники, привычны облачаться в одежды таинственности, заставлять других думать, что мы знаем намного больше, чем есть на самом деле. Однако довольно этого, скажу как есть: из донесений. Видишь ли, конани, много лет назад Академия Ривена, где я служил, отправляла в твой удел волшебников. Они искали путь к заветному месту. Возможно помнишь, был такой Финель по прозвищу Шкура?

Улва, сидевшая не так далеко, навострила уши.

— Он так и не вернулся, — продолжал Майрон Синда, вспоминая собственное путешествие на север. — Был ещё другой, сопливый молокосос, от которого хотели избавиться, но этот шельмец каким-то чудом преуспел. Он-то и привёз доклады о своих похождениях. Тогда в Вестеррайхе разразилась война с нелюдями зуланами, всем было не до этого волшебника, но я всё же документы прочёл и даже запомнил. Кто бы сказал тогда, что они пригодятся!

Майрон захохотал от всей души и протянул рог, который конани, пребывавшая в отстранённой задумчивости, наполнила.

Что-то гложило орийку изнутри, какая-то мысль, какое-то чувство на грани восприятия. Женщина не могла понять, что это. Важное, но забытое знание, какое-то нелепое подозрение. Тролли назвали этого человека сварди, он — яд для всего, что живёт вокруг, однако вот мальчишка, живой и здоровый, а переселенцы от этих двух не видели ничего кроме добра. Да и как же так вышло, что незнакомца и Йофрид связывало столько странных совпадений? Из всех людей именно он, встреченный нежданно, оказался сведущ в её бедах и её прошлом. Что же всё это значило?