Ожидание, предвкушение, желание, наслаждение – от всего этого она стала повышенно чувствительной и теперь рванулась и чуть не отпрыгнула от него.

– Это слишком, да, Андра? – Его прикосновение стало легким, это был не более чем шепот, но все равно ей он казался громче барабанного стука. – Так лучше?

– Не нуждаюсь в вас. – Она не смогла даже выговорить всю фразу полностью и попыталась еще раз. – Я не…

– Теперь вы. Покажите мне, что вам нравится.

От прикосновения Хэддена она ожила, и его чистосердечное одобрение страсти заставило эту страсть расцвести – так расцветает от полива цветок, страдавший от засухи.

– Мне не нужно большего, – выговорила она наконец. Она содрогнулась, отдавшись во власть своей чувственности, получившей поощрение.

– Я чувствую… все. – Он втянул в себя воздух. – Вы держите меня, вы обхватили меня. Повторите еще раз.

Хриплый голос выдал его. Значит, Хэдден хочет удовлетворить ее, а сам при этом сохраняет полное самообладание.

Это привело Андру в ярость. Как он смеет сохранять самообладание, когда вся ее хваленая дисциплина исчезла?

И чтобы сквитаться с ним, она прикоснулась – но не к себе, а к нему.

Он взревел, как жеребец в половом исступлении, унося ее с собой в наслаждение.

И тут она увидела прямо перед собой статуэтку распаленного страстью жеребца. Этот откровенный символ торжествующего Эроса мелькнул у нее перед глазами, а потом Андра еще раз достигла высшей точки. И, опустив голову, зарылась лицом в овечью шерсть, шелковистое руно заглушило ее крики.

Хэдден был обычным мужчиной с обычными потребностями и обычным характером. То есть добрый, чуткий, трудолюбивый, уравновешенный и логичный. В первую очередь логичный.

Но когда они с Андрой в изнеможении лежали на овечьей шкуре, ему стало как никогда ясно, что логика не работает, если речь идет об Андре. Она так упорно и настойчиво отстаивала свою независимость, что это вызывало в нем некую смесь отчаяния, возмущения и чувственного безумия.

Говоря точнее, безумие это было не только чувственное. И неудивительно, потому что Андра была, с одной стороны, щедра, добросовестна и нежна, а с другой – являла собой самое неразумное, эмоциональное и незрелое создание на свете.

Они лежали на скамье, овечья шкура баюкала их, и Андра медленно дышала. Он провел рукой по изгибу ее спины.

– С вами все в порядке, дорогая?

– А?

Он улыбнулся. Она была измучена, и ему почти стало жалко ее и почти стыдно, что подверг ее такой мощной чувственной атаке.

Но черт побери, каким иным способом мог бы он заставить ее посидеть на одном месте достаточно долго, чтобы выслушать его? Только соблазнить ее и услаждать, пока она не устанет до такой степени, что не сможет убежать. Небо свидетель – во время своего первого приезда он предпринял все, что мог. Он целовал. Он упрашивал. Он обещал. Он умолял. Он пытался говорить резонно, хотя за всю историю цивилизации такая тактика никогда не имела успеха у женщин. Ничего не получилось. Андра убегала от брака, как кролик убегает от ястреба.

А какая женщина, будучи в здравом уме, стала бы убегать от брака с Хэдденом? Должно быть, Андра утратила рассудок, а теперь заставила и его утратить рассудок.

Осторожно, с огромным нежеланием Хэдден отделился от нее. Будь его воля, он оставался бы в ней вечно, снова и снова доводя и ее, и себя до взрывного освобождения страсти. Но солнце село. Постепенно смеркалось. Он посмотрел на запертый люк в полу. Хэдден не знал намерений Саймы – не знал даже, есть ли у нее вообще какие-то намерения, – но вполне мог предположить, что она не собирается выпускать их отсюда всю ночь. Что она такое сказала, когда настаивала, чтобы они поели поплотнее? «До утра еще долго, а подъем на башню крутенек».

Тогда он был слишком сердит, чтобы предположить наличие у нее какого-то замысла… но если бы и предположил, охотно стал бы его участником. Как бы пылко Андра ни отказывала ему, Хэдден твердо решил выяснить, что он такое сказал – или сделал, – что отпугнул ее.

Тут его рука, лежавшая на ее спине, сжалась. Теперь он все понял.

Он взял на себя часть ее обязанностей, пусть и совсем ничтожную их часть. У него хватило глупости попытаться стать необходимым.

Жар дня сошел, Андру била дрожь, и вне зависимости от того, насколько хотелось уладить дело с их союзом прежде, чем к ней вернется самообладание, Хэдден понял, что нужно позаботиться о ней.

– Отдыхайте, дорогая, и позвольте мне позаботиться о вас.

Андра слегка приподняла голову, пытаясь по привычке запротестовать.

Он снова берет на себя какие-то обязанности. Ну что же, ей нужно привыкать к этому. Прижав руку к ее щеке, он повторил:

– Отдыхайте.

Она вздохнула и расслабилась. Возможно, потому, что уже начала воспринимать его как своего супруга. А скорее всего потому, что слишком устала и не было сил сопротивляться.

Перекинув ногу через скамейку, он встал, подошел к люку и потянул на себя. Как Хэдден ожидал, как он и надеялся, замок не поддался. Придется им провести здесь всю ночь. Значит, у него в распоряжении целая ночь, чтобы убедить Андру в том, что она принадлежит ему.

Он торопливо собрал все вещи, которые Андра побросала рядом с сундуком. В углу соорудил матрас из пледов и валик под головы. Два пледа Хэдден сложил в ногах, чтобы укрыться ими. Положив руку на мягкую импровизированную постель, он решил, что поместит Андру между собой и стенкой, так что она не сможет уйти, пока они не покончат с делом – на сей раз к его удовольствию.

– Вот и хорошо. – Он взял Андру на руки. – Шкуру мы тоже положим под себя.

Он расстелил шкуру на постели, уложил на нее Андру и улегся рядом.

И тут Хэдден почувствовал, что она собирается с мыслями. Она готовится что-то сделать. Он не мог себе представить, что именно, но ведь с Андрой всегда так. Впрочем, что бы она ни сделала, он больше не позволит, чтобы бразды правления снова перешли к ней. Он укрыл и себя, и ее пледами и сказал:

– Все так, как вы подозревали.

– Что именно?

Он положил ее голову себе на грудь.

– Свадебный плед был только предлогом для приезда к вам. – Он услышал, как Андра втянула в себя воздух, но продолжал не останавливаясь: – Я благодарен за это леди Валери, хотя думаю, что она послала меня сюда совсем по другой причине – ей страшно надоело, что я болтаюсь по ее дому. Понимаете, записки о шотландских обычаях – это моя единственная страсть. – Он привлек ее к себе. – Или, точнее, это было единственной моей страстью до последнего времени.

Андра откашлялась, а потом заговорила. Голос ее дрожал и звучал неуверенно.