говорю, Горыныч. Как живешь? Что жуёшь? Не груби дедушке. Лучше прилетай ко мне, дело есть. Да не жрать дело, а у меня к тебе поручение будет. Давай быстрее, реактивный ты наш.

Дед Мороз положил трубку, и вернулся к своим делам.

На следующий день, ближе к обеду, за окошком терема что-то зашуршало, зарычало, и шмякнулось о землю.

— А вот и наш сокол примчался. — оторвался от подарков Дед Мороз. — Влезай, черепашка шестиухая.

Змей Горыныч с трудом протиснулся в хоромы. — Зачем звал, старый? — грозно прорычал он.

— Но, но. Ты из образа-то выйди. Небось опять в какую-нибудь деревеньку, по дороге, заглядывал? Ай! А с глазиком что? Синячок. Мужики шутки не поняли?

— Неа. С Ильей Муромцем в прятки играли.

— Нашел?

— Ага. — Горыныч вздохнул, и прикрыл отек лапой.

— Это не беда. Пока я тебе свою просьбу буду рассказывать, Снегурочка болячку зеленкой замажет, и будешь как новенький.

— Она же огнем печет.

— Ты у нас тоже не холодильник, однако терпим же, и ты потерпи.

Пока девушка бегала за стремянкой и лекарством, Дед Мороз обрисовал Змею Горынычу его задачу, а напоследок добавил: — Только смотри, по кабакам да клубам его не води, у них этого добра у самих хватает, а покажи ему что-нибудь наше, исконно русское.

— Матрешку, что ли?

— Это ты ему на прощание подаришь. А что показать сам скумекаешь. Не маленький.

По упирался Горыныч, по отнекивался но делать нечего. Против Деда Мороза не пойдешь, и отправился гостя встречать. Летит Змей, иностранные слова придумывает, чтобы импортного туриста как следует приветствовать. Вдруг видит парит на встречу зверь — не зверь, птица — не птица сам черный, брюхо красное, в ушах наушники, во рту чупа — чупс, в лапе видеокамера.

— Хау дуй ду, сильвупле, здоровеньки булы, гутен морген, ну и далее по списку. — поклонился в воздухе Горыныч иноземному Чуду — Юду. — Как долетели? Что новенького в Париже?

— Вобще-то я из Японии. — окидывая высокомерным взглядом представителя аборигенов, сквозь чупа-чупс, процедил Дракон.

— А-а-а. То-то я гляжу у тебя на пузе пятно красное. Национальный символ?

— Это я о вашу елку оцарапался.

— Бывает. Вот я намедни тааак… Да что я все о себе да о себе. Ты скажи куда тебя сводить, что показать?

— Для начала, где у вас можно валюту поменять?

— Это мы мигом. Порхай за мной.

Прилетают они к Кощею, а он злой сидит дебет с кредитом свести пытается. Горыныч сунул одну голову в окошко, и спрашивает: — Что, Кащеюшка, не выходит?

— Ни в какую. Уж пятый день мучаюсь, а все без толку.

— Помочь?

— Сделай милость. Извелся уже весь.

Вдел ему Змей нитку в иголку, и подает: — А у меня к тебе тоже дело имеется. Надобно одному иноземцу валюту поменять.

— Так это запросто. У него что?

— У меня иены. — горделиво вошел в комнату Дракон. Взглянул на него Кащей, да и крякнул

— Ну и рожа. Как ты без валидола в зеркало смотришься? Ну, да это не мое дело. Иены, шепчешь? 1000 за рупь серебром.

— Это же грабеж!

— Грабеж, милай, это когда нож к горлу, али кистенём по уху, а здесь курс такой.

— С таким курсом я у вас с голоду околею.

— Да, овес нынче дорог, зато сено в цене упало. Травка хорошо уродилась. Не пропадешь. Так будем менять али как?

Поворчал, поворчал Дракон, но делать нечего, пришлось всю наличность за бесценок отдавать. Отлетели они от Кащея, и тут иноземный гость и говорит: — Слушай, как тебя там? Вот смотрю я, и все спросить хочу зачем тебе три головы?

— В одну мозги не помещаются. — немного обиделся Горыныч. — Ну. Придумал куда тебя сводить?

— Хочу с вашими девицами познакомиться. Такими какие на весь свет славятся. Чтобы кровь с молоком.

— Это к коровам тебя отвести, что ли?

— Сам ты корова. Я же говорю — к девицам.

Подумал Горыныч, пошептался промеж собой, да и надумал.

— Добро. Только летим скорее пока она не ушла избы тушить, да коней тормозить.

— Это у нее работа такая?

— Нет. Хобби.

Пока болтали прилетели в село где жила Василиса Премудрая. Увидела она гостей из окошка, и выбежала на крыльцо хлебом — солью встречать.

— Здравствуйте гости дорогие, Горынушка разлюбезный. Давненько не заглядывал. Как зубки-то, вставил? А это что за стрекоза с тобой? Неужто женой обзавелся?

— Не это, а гость заморский. Драконом себя обзывает.

— Вот что, девица. — выступил вперед японский Змей. — Я долго говорить не люблю, поэтому сразу к делу. Хочу тебя, девица, съесть.

— Вот такую вот не причесанную, не накрашенную? — покачала головой Василиса. — Нет, сердешный, я так не могу, да и обычаи наши нарушать нельзя.

— Какие еще обычаи? — удивился Дракон.

— А такие, что сперва тебе надобно в баньке попариться, кваску испить, дров наколоть, с моим меньшим братом побороться, три загадки отгадать, а уж потом, и о твоем деле потолкуем. Правда Горыныч?

— Да уж. Без этого никак. — опустив головы сказал Змей.

— Может я, как иностранец, обойдусь без этих формальностей?

— Я бы с дорогой душой, но никак нельзя.

Кликнула она слуг. Те баньку быстренько натопили, Дракона туда завели, и давай его кипяточком ошпаривать, парком окутывать, веничками стегать, да убежать не давать. Через час выволокли его от туда едва живого.

— Вот, Горынушка, а ты говоришь черненький. Сиреневинький он, а глазки красненькие. Прям не вДракошка а натюрморт. Хоть на стену вешай. И так. Что у нас там дальше? Квасок. После баньки самое то. Щелкнула Василиса пальцами, и принялись слуги, из амбара, бочки выкатывать. На шестой Дракон взмолился: — Не могу больше.

— Ну как же, соколик, ты ведь еще и не пил то совсем. Горыныч то на десятой споткнулся, а ты и половины не осилил. Хозяйку уважить надо. Пей, золотце, пей.

— Хватит. Благодарю покорно. — пробулькал Дракон, волоча брюхо по земле.

— Будь по твоему. А то может еще бочечку? Глянь как в цвете изменился. У тебя в роду хамелеонов нетути? Не серчай, это я так, для кругозора. Теперь ступай дрова рубить.

Дракон повернулся к Змею Горынычу, и шепнул ему на ухо: — Что-то у меня аппетит пропал. Давай убежим отсюда.

— Как скажешь.

Вышли они за ворота, и пустились на утек.

— Теперь куда желаешь?

— Мне бы сейчас где-нибудь отлежаться. — еле дыша попросил Дракон.

— Нет проблем, как говорят у вас в Эфиопии.

— В Японии.

— А разница? Лети за мной.

— Не могу.

— Разучился?

— Живот к земле тянет. Оторваться тяжело.

— О как тебя на наших харчах раздуло. Так через неделю, другую ты