Лифт раздвинул двери, выпуская меня в действительность.

– Ну как? – спросил Антон с чисто спортивным интересом.

– Все нормально, я учусь. Деньги пришлют.

– Класс!

Антон обнял меня за плечи с неожиданной силой. Я поняла, насколько он рад тому, что я остаюсь в Москве.

Мы снова вышли на улицу – к пруду и лежбищу студентов на газоне. Меня подмывал сладкий страх: а что теперь?

– Знаешь что, – мягко начал Антон на обратном пути, – я тебя сейчас немного провожу, а потом поеду домой – мне собираться надо.

– Собираться? Куда?

Я вздрогнула и как будто проснулась.

– Я в поход ухожу на байдарках по Карелии. Мы через пару дней уезжаем, а вещей – вагон и маленькая тележка, и надо все так упаковать, чтоб ни в коем случае не промокло. На одну из лодок заплату будем ставить, у меня чехла на палатку нет – покупать придется… Дел невпроворот. Так что я сейчас поеду, ладно? Ты тут как-нибудь сама разберешься?

– Разберусь, конечно… А когда ты вернешься?

– Недели через три.

Я постаралась взять себя в руки: в конце концов, Антон – просто мой знакомый. Он просто показал мне несколько приемов ушу, накормил конфетами после провала на экзамене и помог с общежитием. Это все. Он не обязан и дальше шагать бок о бок со мной, как бы мне этого ни хотелось.

– А когда я вернусь, то сразу же зайду к тебе, и мы отпразднуем новоселье.

Теперь мы стояли лицом к лицу, и Антон держал меня за обе руки. Он улыбался настолько тепло, что я поверила бы ему, будь он даже просто незнакомцем. И моя улыбка всплыла на губах сама собой.

– Ну, возвращайся. Я куплю шампанского и конфеты «Аленушка».

– И букет не забудь! – мягко сказал Антон, целуя меня на прощание в губы. Легко, но уверенно, осторожно, но без страха. Когда он ушел, я поняла, что буду делать ближайшие три недели: ждать. Радостно и без малейшего сомнения ждать.

Мне казалось, что время совершило лихой кувырок назад, снова сделав меня взволнованной школьницей, ждущей летних каникул. Вот уже скоро они придут, открывая мне выход из гавани на просторы, и в преддверии этого май качает меня, как парусник, на пенных гребнях. Начало самостоятельной жизни в Москве стало для меня настоящей весной, второй в этом году; по крайней мере возбуждение и вдохновение захлестнули меня так, как волны цветения захлестывают в это время землю.

Каждое утро я вырывалась из общежитского корпуса и выруливала на дорогу к метро с уверенностью самолета, идущего на взлет. В метро я не могла спокойно усесться на месте: сначала я проходила весь вагон насквозь, затем стояла у последней двери, нетерпеливо переминаясь, а как только двери открывались, я стремительно выскакивала и перебегала в следующий вагон, чтобы тут же пройти насквозь и его. Я ни у кого не вызывала особого удивления: так из вагона в вагон обычно перебегают очень спешащие люди, которым к моменту остановки обязательно нужно попасть прямо к тому или иному выходу из метро. Ведь никто из посторонних наблюдателей не мог знать, что нужный мне выход будет находиться ровно посредине платформы и что мне ровным счетом незачем выигрывать у времени лишние минуты. На станции «Библиотека имени Ленина» Инну из города Пятигорска никто не ждал, как не ждал ее никто в городе Москве.

Но Москва уже была моей. Я уже ухитрилась захватить себе крошечную, одну миллиардную часть мегаполиса – как если бы я смогла расстелить свое полотенце на переполненном пляже в разгар сезона, – а значит, все море людей, впечатлений и возможностей, составляющее Москву, было моим. День за днем я обходила дозором свои владения, не сожалея ни о едином пройденном метре и ни о едином увиденном клочке пространства. В первый же день, почти испуганно пройдя мимо слишком пестрого, слишком беспорядочного и слишком туристического Василия Блаженного, я свернула налево и случайно набрела на сгрудившийся вблизи набережной рой прелестных маленьких церквушек – настоящий выводок маслят под голым стволом гостиницы «Россия». Потом я на одном дыхании дошла до Котельнической набережной, где меня встретила младшая сестра МГУ – одна из островерхих сталинских высоток. Я внимательно изучила афишу кинотеатра «Иллюзион» – настоящий сборник старых легенд кинематографа – и поняла, что обязательно стану его завсегдатаем. На волне энтузиазма я легко взлетела на Таганский холм и почтительно замерла возле афиши легендарного Театра на Таганке, осознавая, что теперь мне доступно и это. (Конечно, Театр на Таганке уже давно не был легендарным, но в то время мне посчастливилось об этом не знать.)

Первый день прогулок лишь раздразнил мой аппетит. Я выходила повидаться с Москвой ежедневно. Вскоре я перестала ошеломленно вертеть головой по сторонам и начала выбирать любимые уголки, гулять по которым мне было так же уютно, как сидеть на диване с любимой книгой в руках. Большая и Малая Бронные улицы, «тихий центр» близ церкви Большого Вознесения, Гоголевский бульвар и отходящие от него к Садовому кольцу переулки… В этих местах на душе становилось так покойно, словно Москва с широкой улыбкой раскрывала мне свои объятия.

Я не пропускала ни одного встретившегося на пути книжного магазина. Конечно, первым делом я зашла познакомиться с «Библио-глобусом», Домом книги и «Молодой гвардией». Но это были книжные мегаполисы, чересчур громоздкие и равнодушные к случайным гостям. На заповедный уголок я набрела случайно. Выбравшись из «Молодой гвардии» после первого туда визита во взмыленном и полумертвом состоянии, без единой покупки, я буквально столкнулась с глубоко ушедшим в себя человеком, который неторопливо двигался к метро, перелистывая здоровенный том под названием «Осень Средневековья» и явно пребывая в благостном душевном состоянии. На вопрос: «Где вы это купили?» – он охотно показал дорогу, и вскоре я вышла к зданию, которое, по моим понятиям, могло стоять где угодно, только не в центре Москвы: это была настоящая деревянная избушка с крыльцом и скрипучими ступеньками (мне даже показалось, что во дворе был колодезный ворот, а у стены избушки – поленница). Внутри, правда, стоял компьютер, но его я заметила в последнюю очередь. В первую – великое множество книг, которые относились к самым разным областям гуманитарных знаний: «Скоморошество на Руси», «Словарь сюжетов и символов в искусстве», «Демонология эпохи Возрождения»… Объединяло их, видимо, одно – полная противоположность их содержания понятию «ширпотреб». Была там и художественная литература, с которой я никогда доселе не сталкивалась: тоненькие книжки с невыразительными черно-белыми обложками и абсолютно неизвестными авторами. Мне объяснили, что это современный самиздат: авторы, не полюбившиеся издательствам, выпускают себя за свой счет. Один из этих авторов даже сам раздавал свои книги, стоя в дверях. Мне бросилась в глаза и задержала на месте обложка: на ней было удивительно трогательное существо – нечто среднее между ангелом и Карлсоном с беспомощно опущенными руками… или крыльями? Пальцы напоминали перья.

– Возьмите! – безнадежным голосом попросил меня автор, протягивая свой шедевр. Я вскинула глаза и поняла, что на обложке его автопортрет.