– Я хочу тебя, Джеймс, – прошептала она, – возьми меня любимый, радость моя. Боже мой, как мне хорошо!

Он только и ждал ее зова и, застонав от страсти, погрузился в ее горячее тело, осыпая поцелуями лицо и плечи распростертой под ним женщины…

Что это было? Сумасшествие? Смерть? Ей показалось, что в тот момент, когда они проходили пик наслаждения, она умерла и теперь снова возрождается к жизни, чувствуя, как безвольно упавшее на нее тело Джеймса сотрясают последние судороги страсти. Алиса одной рукой обнимала поникшие плечи возлюбленного, а другой – ласково поглаживала густую гриву его спутанных волос. Спустя некоторое время он поднял голову и, нежно поцеловав ее в щеку, сделал движение, чтобы лечь рядом, но Алиса испуганно воскликнула:

– Не надо! Мне так хорошо сейчас с тобой!

Он приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на ее белевшее во мраке лицо, словно увидел впервые.

– Ты не только красавица, но и самая страстная любовница на свете… Я и подумать не мог, что переживу такое… Ты даже не представляешь, как я счастлив.

Она тихо и радостно рассмеялась.

– Я и сама не ожидала… Все было просто удивительно!

– Я очень рад, что ты на меня не сердишься, потому что потерял над собой контроль и даже не приласкал тебя как следует. Я просто грубое животное, но постараюсь исправиться! А теперь позволь мне лечь рядом – я слишком тяжелый для такой маленькой леди.

Невзирая на слабый протест, он скатился с Алисы и лег, подсунув ей под голову свою руку. Она тут же прижалась к горячему мужскому телу, потершись щекой о мускулистую грудь. Было очень тихо, словно дом прислушивался к тому, что происходило на втором этаже. Помолчав немного, Джеймс, мечтательно глядя в потолок, проговорил:

– У нас будет много-много таких ночей. Ты родишь мне дочку, такую же рыжую кошку, и мы превратимся в добропорядочную американскую семью.

Она проглотила стоящий в горле комок и, ничего не ответив, начала плавно водить тонким указательным пальцем по лицу любимого, словно пытаясь на ощупь запомнить каждый его изгиб. Эта странная ласка убаюкивала, расслабляя мышцы и путая мысли.

– Ты меня зачаровываешь? – прошептал мужчина.

Она молча кивнула, продолжая свою «ворожбу». Он беззвучно засмеялся и, поймав ее руку, прижал легкую ладонь к своим губам.

– Я всегда буду с тобой, дорогая. В горе и радости.

– Даже если я буду против? – Ее губы дрогнули в улыбке.

– Если ты не захочешь видеть меня рядом, я буду следовать за тобой шелестом ветра, шумом ручья, тенью облака или бликом Луны. Ты даже не будешь знать, что я рядом, но я никогда не брошу тебя.

– Никогда… Это слово из лексикона богов. Лучше поцелуй меня, и пусть мы будем вместе столько, сколько даст нам судьба.

Высвободив из-под ее головы руку, он повернулся к Алисе и, перед тем как прижаться губами к ее губам, тихо прошептал:

– Ради нашей любви я брошу вызов даже богам.…

Следующие две недели были счастливейшими в жизни Алисы и Джеймса. Даже ревнивая Мелани смирилась с присутствием «этой рыжей ведьмы», тем более что Алиса всячески старалась подружиться с сестрой любимого человека. Примирению способствовало еще и то обстоятельство, что у них нашлась еще одна общая страсть – цветоводство. Если Джеймсу по каким-либо причинам приходилось оставлять гостью на несколько часов одну, то, возвращаясь домой, он заставал ее в цветнике сестры, где женщины увлеченно обсуждали причины преждевременного увядания какой-нибудь душистой красавицы.

Нахлынувшее чувство преобразило каскадера. Вечно хмурое лицо Джеймса смягчилось, непроницаемые глаза приобрели выражение мягкой задумчивости, а губы иногда подрагивали, намекая на сдерживаемую улыбку. Если раньше он редко появлялся дома раньше одиннадцати, то теперь стал настоящим домоседом, с неохотой покидающим свой кров.

Еще больше изменилась Алиса. К ней вернулись природная жизнерадостность и чувство юмора, а холодный вызов зеленых глаз сменился сиянием солнечных бликов. Джеймс с удивлением обнаружил прелестные ямочки, появляющиеся на ее щеках каждый раз, когда она заливалась смехом. Единственное, что лежало темным пятнышком на безоблачном небе ее настроения, – это спортклуб. С удивлением она обнаружила, что ревнует Джеймса ко всем дамам от двенадцати до семидесяти лет…

Впрочем, не только ей хотелось ограничить присутствие Джеймса на тренировках. Неожиданно взбунтовался Дэн. Изумленно понаблюдав несколько дней за своим партнером, он заявил, что тот похож на ошалевшего мартовского кота и совершенно деморализует своим видом учеников. Вэй так удивился этому демаршу, что даже не нашелся, что возразить, а Дэн, не встретив отпора, набрался смелости и выпалил, что будет лучше, если Вэй станет бывать в клубе как можно меньше, иначе все будут таращить глаза на совершенно не похожего на себя учителя. Затем, без всякого перехода, он поздравил Алису с правильным выбором и выразил надежду, что теперь Джеймс наконец поймет чувства всех влюбленных на планете и перестанет ругать его, Дэна, за мелкие шалости. И, наконец, он обнял своего друга и пожелал ему счастья. Вэй был растроган, хотя и старался этого не показать. Кто бы мог подумать, что плейбой Дэнни способен так радоваться чужому счастью!

А они были счастливы, как подростки, впервые познавшие радость плотских наслаждений. Словно два исследователя изучали они тела и характеры друг друга, иногда восхищаясь, иногда удивляясь привычкам партнера. Так Алиса выяснила, что Джеймс боится щекотки, и бессовестно пользовалась этой слабостью, с хохотом наблюдая, как всегда невозмутимый каскадер по-детски поджимает ноги, пряча от нее голые пятки. Со своей стороны Джеймс был шокирован, обнаружив, что его смелая возлюбленная боится… бабочек.

Казалось, ничего не предвещало неприятностей, хотя Мелани, молчаливо наблюдавшая за развитием событий, была уверена, что их еще ждут испытания. Боги завистливы и очень скупо отмеряют людям минуты счастья. Недаром старые мастера специально немного портили совершенные фарфоровые вазы, чтобы оградить свое творение от их гнева. Мудрые предки знали, что делали. Она даже как-то напустилась на Айдахо, требуя, чтобы тот приехал, присмотрел за своей протеже.

Каким-то странным образом роман Алисы и Джеймса снова сблизил мисс Вэй и старого каскадера, расставшихся много лет назад по вине Энди, испугавшегося перспективы потерять пресловутую мужскую свободу. С той поры Мелли ни разу не произнесла его имени. Когда Гаевская только появилась в ее доме, оскорбленная женщина заявила, что ни за что не будет отвечать на звонки «этого облезлого койота», регулярно интересующегося жизнью своей протеже, но потом нехотя снизошла до кратких бесед, которые раз от раза становились все продолжительнее. Энди, осознающий свою вину, старался быть с Мелани предельно корректным, не замечая, что его тянет позвонить в Калифорнию уже не только беспокойство за Алису, но и желание услышать знакомый голос.

Узнав от Мелани о происходящих в доме событиях, он стал костерить последними словами Джеймса, не сдержавшего слова, предрекая, что всех ждут огромные неприятности. Сначала Мелли терпеливо слушала брюзжание приятеля, но в конце концов обиделась за брата и встала на его защиту, отстаивая право Джеймса и Алисы на личную жизнь. Да, она не исключала возможности появления полумифических гангстеров, но гораздо больше опасалась столкновения характеров брата и гостьи. Несколько раз между ними уже проскакивали искры, но, увлеченные друг другом, они гасили ссору в самом зародыше. Однако Мелли была уверена, что недалек тот день, когда они схлестнутся на почве главенства, и этот момент не заставил себя долго ждать.