вдвинулся в массивное, обтянутое плюшем кресло. День был утомительно бестолковым, ему хотелось отдохнуть, но мозг помимо его воли продолжал работать, как машина, прокручивая сквозь свои бесшумные валики один и тот же настойчивый вопрос: где взять деньги? На столе лежала небольшая серая бумажонка — извещение финотдела. Через три дня, не позже, надо было платить налог. Марантиди взглянул в окно. Шел крупный влажный снег, и Марантиди подумал, что пени неудержимо растут — они подобны снежному кому, который катится по склону горы, готовый рухнуть с каменного карниза опустошительной лавиной. Он вспомнил разговор с начальником финотдела. Начальник, человек с тяжелым, надвинутым на самые глаза лбом (на правой руке у него наивно голубел традиционный флотский якорек, обвитый канатом), был, как стальной сейф, непроницаемо замкнут.

— Честно говоря, — развел руками Марантиди, — вы нас ставите в очень жесткие рамки.

— Нет, — сказал начальник. — Все в норме. Мы за свободу торговли, но и за железную финансовую дисциплину. Налоги придется выплачивать до копейки.

— Понимаю, — сказал Марантиди. — Больше вопросов нет.

Но вопросов было великое множество, и все они сводились к одному, главному: где взять деньги?

У него задергалась левая щека, и он начал ее осторожно поглаживать.

С крупными контрабандными и валютными операциями пришлось покончить. Дохода, который приносил ресторан, едва хватало на то, чтобы латать многочисленные прорехи. Даже жена не догадывалась о той немыслимо парадоксальной ситуации, в которой он оказался в последнее время. Иметь на своем счету почти полмиллиона рублей золотом и не знать, из каких источников погасить жалкий налог! Что-то безнадежно сдвинулось в этой жизни, и излом, отделивший нынешнюю Россию от остального мира, прошел как раз через него, Марантиди!

Недавно ему удалось приобрести за бесценок три рыболовные шхуны, намертво впаянные в донской лед. Он заверил местные власти, что эти столетней давности посудины с его помощью выйдут на рыбную ловлю в Азовское море. Рыба была нужна, и власти быстро оформили купчую: они не знали истинных намерений Марантиди — взять на одной из шхун курс к причалам Константинополя. Он энергично принялся за дело. Осталось лишь отремонтировать изношенные моторы. Но тут-то и началось то, что было возможно только в России. Предприятия требовали деньги вперед: чтобы выполнить заказ, им нужно было... приобрести сначала станки!

Почти весь день он провел на бирже, пытаясь заключить выгодную сделку. Стоимость старых денег неудержимо падала. Биржу била лихорадка, у валютчиков и аферистов трагически дрожали лица — в такие дни за один час можно было или разориться, или приобрести состояние.

Марантиди на риск не шел. Он не имел права на азартную игру. Его партии были рассчитаны с математической точностью — от первого до последнего хода. И — бог свидетель — Марантиди никогда не проигрывал. До революции он пользовался неограниченным кредитом, у него был собственный сейф в Донском банке.

В 1917 году проиграл весь его класс. Было от чего опустить руки. Он терпеливо ждал своего часа. И к нему снова потекло золото, этот великий и единственный регулятор жизни.

Золото хранилось в одном из международных банков. Оно было неприкосновенным фондом. В нем овеществлялось будущее Марантиди — возможность той спокойной, обеспеченной жизни, к которой он привык в прошлом. Но вот сейчас ему нужны свободные деньги, сейчас, здесь, а их-то почти не было. И в мозгу настойчиво прокручивался один и тот же вопрос: «Где взять эти деньги?»

Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет быстро вошла жена Марантиди.

— Что тебе, Нина? — недовольно спросил он.

— В ресторане чекисты! — Она говорила торопливым, срывающимся шепотом: — Закрыли все входы, проверяют документы. Наверное, будет обыск.

— У тебя остались камни от зажигалок и табак?

— Слава богу, днем все продала.

— Значит, нечего волноваться. Иди в буфет, твое место там. Посмотри в зеркало, ты размазала помаду... — Он встал, подошел к окну, вгляделся в снежную мглу. — Скоро все это кончится. Мы могли бы давно уехать, но я не хочу возвращаться на родину бедным родственником.

— Аршак, я все время думаю: вдруг тебя арестуют?..

— До этого дело не дойдет. Я осторожен.

— Говорят, по всему городу идут обыски.

— Как раз это меня и успокаивает. Чекисты шарят вслепую.

В дверь постучали.

— Нина, ты готова? — Он посмотрел на жену, улыбнулся: все будет хорошо. Остановился посреди кабинета, подождал — посетителей, кто бы они ни были, должен встретить уверенный в себе хозяин почтенного заведения. И, когда в дверь постучали еще раз, сказал громким, спокойным голосом: — Да, да, войдите!

В кабинет вошли двое — дородный старик и довольно молодой мужчина (позже, ложась спать, Марантиди никак не мог вспомнить, откуда он знает этого человека).

— Аршак Григорьевич, ну-ка, дорогой, вглядитесь хорошенько! — пророкотал старик низким, гулким басом.

Заметив жену Марантиди, он широким округлым жестом раскинул большие стариковские руки:

— Нина Васильевна, голубушка, и вы здесь! Вот уж поистине нежданно-негаданно! Сколько же мы с вами не виделись?

— Около года, Лев Михайлович. А я думала, вы меня заметили из зала. Я же теперь при буфете. — Увидев седую окладистую бороду адвоката Гуровского, услышав его раскатистый, вибрирующий на низких нотах голос, жена Марантиди как-то сразу успокоилась. — А вы по-прежнему практикуете?

— Да, если скверные копеечные анекдоты, переложенные на язык юриспруденции, можно назвать адвокатской практикой. Ах, Нина Васильевна! Мы все оглядываемся назад, не послышится ли привычный звон колокольчика под дугой русской чудо-тройки... Ну а вы как, дорогой Аршак Григорьевич? — повернулся Гуровский к хозяину.

— Долго рассказывать... — Марантиди вопросительно поглядел на мужчину, вошедшего вместе с Гуровским. — Я, признаться, думал, чекисты. С минуты на минуту жду дорогих гостей. В ресторане обыск.

— Да, да, да... — Гуровский заговорил тише. — Собственно, это и заставило меня обратиться к вам, Аршак Григорьевич... Ах да, я же забыл представить — Генрих Карлович Шнабель. — Мужчина наклонил голову. — Генрих Карлович — кассир. С ним довольно крупная сумма... деньги старого образца. И, как назло, обыск. Вы представляете щекотливую пикантность этой ситуации? Словом, к вам просьба: не могли бы вы положить деньги в свой сейф?

— Пожалуйста. Только никаких кассовых бумаг, — сухо предупредил Марантиди.

— Я понимаю. — Шнабель раскрыл портфель, достал пачку денег. — Здесь сто миллиардов.

— Ну, пересчитывать некогда.

— Аршак Григорьевич, какие могут быть разговоры! — всплеснул руками Гуровский. —