Конной армии были выдвинуты против генерала Пржевальского. После столкновения с передовыми частями Красной Армии повстанцы отступили за реку Кубань, в район станицы Николаевской. В ночь на 27 сентября армия Пржевальского решила переправиться через реку Белую, в район Белое (22 версты южнее Усть-Лабинской). Ровно в 24 часа доблестная кавбригада вверенной мне армии, подпустив повстанческую армию на 200 шагов, бросилась в атаку. В результате боя было изрублено 250 кавалеристов, 100 человек пехоты. Банды распылились во все стороны... только генералу Пржевальскому с остатками своей армии удалось бежать в горы».

После подавления восстания генерала Пржевальского тов. Буденный посетил 13 станиц, выступал на сходках, горячо приветствуемый казаками, призывал их бороться с бандами...

Поступают сведения и сводки, гласящие о резком уменьшении бандитизма на Кубани.

* * *

Так закончилась история князя Ухтомского, одного из многочисленных представителей древнего рода, на которого Врангель сделал последнюю серьезную ставку. С повстанческим движением, инспирированным из-за кордона, также было вскоре покончено. Большую роль в раскрытии заговора, в подавлении контрреволюционных выступлений сыграли молодые чекисты, бойцы частей особого назначения — коммунисты и комсомольцы.

29-31 декабря 1922 года состоялось заседание Верховного трибунала ВЦИК под председательством Ульриха. Ухтомский полностью признал свою вину. Учитывая его чистосердечное раскаяние, а также исключительную важность отданного им приказа отрядам «Армии спасения России», суд счел возможным сохранить ему жизнь, ограничившись временной высылкой на Север.

ВЛАДЕЛЕЦ «МЕДВЕДЯ»

Мирный грек

Нет, не такой представлял себе Саша чекистскую работу. Разве это дело — ловить спекулянтов и мелких валютчиков, «воевать» с беспризорными, доказывая им очевидную истину, что чистые рубахи и носы куда как привлекательнее их лохмотьев и замурзанных физиономий! И хотя он хорошо знал народную мудрость, что наперед батьки в пекло лезть не следует, но терпению есть предел: когда же настанет его долгожданный час?.. «Может, это произойдет сейчас», — подумал он с тоской и надеждой, когда ему сообщили о вызове к заместителю начальника Донского ГПУ. Саша вошел в кабинет Калиты с тем подчеркнуто озабоченным выражением лица, которое бывает у очень молодых людей, старающихся казаться старше и солиднее. Он уже участвовал в нескольких операциях, выходил на врага один на один, и ему так хотелось, чтобы его товарищи, а тем более начальники увидели в нем «вполне зрелого, закаленного чекиста».

Ему нравился деловитый, суровый скрип кожанки, вкус махорки. По утрам он старательно брился. Бритва была старая, вся в зазубринах — кожа нестерпимо горела, а на глазах выступали невольные слезы.

— Черт, дерет, — говорил он вслух соседу по койке. — Новую купить, что ли?

Калита про бритву, конечно, ничего не знал, — в этом Саша был уверен — и поэтому принял улыбку начальника как вступление к длинному доверительному разговору.

Однако Калита был немногословен. Это обстоятельство разочаровало и вконец смутило Полонского: а он-то думал, что сегодня ему поручат чрезвычайной важности, особо сложное и опасное дело!

— Вещичек, надеюсь, у вас немного, — сказал Калита. — При нашей работе — вы, наверное, заметили — чем их меньше, тем лучше.

— Так точно, — ответил Саша. — Лишняя обуза.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Калита. — Раз такое дело, сегодня же перейдите из общежития на частную квартиру. Хозяйке представитесь как студент Донского университета. Это и будет твой «первый курс», ведь ты хотел поступить в Донгосун, — то ли всерьез, то ли шутя продолжал Калита. — Она предупреждена. Обедать будешь в ресторане «Медведь». Никакого шерлокхолмства: осмотрись, и только. Подробно проинструктирует тебя Бахарев. Вечером снова ко мне. Пока все.

На том и закончилась эта беседа.

Сменив кожаную куртку на унылое бобриковое пальто, а великолепные галифе на узкие «нэпманские» брючки, Полонский отправился на свою новую квартиру. В Братском переулке он быстро нашел одноэтажный каменный особняк. Открыла ему немолодая женщина с высоко взбитыми, как на старинных миниатюрах, седыми волосами.

— Александр Петрович? — спросила она, близоруко всматриваясь в лицо Полонского выпуклыми, блекло-василькового цвета глазами.

— Да... — Он несколько смутился. Честно говоря, несмотря на кожаную куртку и галифе, его никто до сих пор не величал еще по имени-отчеству. — Вообще-то, просто Саша.

— Меня зовут Анной Ивановной, — она протянула ему маленькую сухую руку. — Ваша комната уже приготовлена.

Новое жилье поразило Полонского обилием совершенно лишних вещей. В его комнате каким-то чудом уместились кровать, письменный стол, книжный шкаф, диван, несколько мягких кресел и стульев.

«Черт его знает, — подумал Саша, — буду жить как нэпманский сынок». Вспомнив, что надо сказать какую-нибудь приличествующую случаю любезность, он, сделав оживленное лицо, повернулся к хозяйке:

— После общежития особенно дорог домашний уют. Я как-то уж стал отвыкать от всего этого... — Он рассеянно повел вокруг себя рукой и почувствовал, что по-мальчишески неудержимо краснеет.

Саша вспомнил полутемную, пропахшую плесенью и столярным клеем комнатушку, в которой он вырос. Она казалась ему тогда самой замечательной на свете, просторной и даже светлой. Ведь это был свой дом.

— Рада, что вам понравилось. — Анна Ивановна улыбнулась. — Утром я буду готовить чай и, если хотите, еще что-нибудь. Вечером тоже. А где вы намерены обедать?

— В столовой.

— Студенты, между прочим, предпочитают ресторан «Медведь». Там можно приобрести талоны на удешевленные обеды или питаться в кредит. Талоны практичнее, они дают право на дополнительный ужин. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь... Это ваш, — хозяйка протянула Полонскому ключ. — И учтите, я не отношусь к числу тех строгих дам, которые сердятся, когда их квартиранты возвращаются домой слишком поздно.

Анна Ивановна снова улыбнулась, и Полонский понял, что ему попалась действительно понятливая хозяйка.

Окинув критическим взглядом величественно возвышавшуюся кровать, Саша, не колеблясь, устроился на диване.

Наконец-то он при деле, и инструктировать его будет сам Бахарев. Федор Михайлович и Борис — его кумиры. Это Борис познакомил его как-то со своей связной Раей, бесстрашной и умной девушкой, которая выполнила сложное поручение чекистов, не имея никакого опыта в подобных делах. Знакомство было мимолетным. Больше говорил Борис — о князе Ухтомском, о бандах Пржевальского... Где она сейчас, он не знал... А впрочем, что это он?.. Ему доверили серьезное дело... Но сон, как назло, не шел. В комнате было тепло, тишину позднего вечера не нарушали ни говор прохожих, ни лихие выкрики извозчиков, хотя переулок находился рядом с главной улицей;