этого не делал. Он приложил к губам указательный палец и глазами показал на меня. Я уткнулась в тарелку и делала вид, что меня это совсем не касается.

– Дорогая Варвара Степановна! С чего это вы взяли, что уважаемый учитель, профессионал своего дела, имеющий награды от облисполкома, горкома партии и министерства, – монстр?

– Вот именно с этого я и взяла, многоуважаемый Борис Семёнович. Когда учитель говорит о себе, о своих наградах и достижениях – это, во-первых, нескромно. Во-вторых, то, что она член партии, мне лично ни о чём приличном не говорит. Скорее, наоборот. И, в-третьих, разве вы не поняли, что она не любит людей? Как можно ей доверить нашу девочку? У Машеньки от мамы тонкая душевная организация, а вы подарили ей взрывной характер и неуёмный эмоциональный настрой. Она будет ломать нашу девочку, неужели это не понятно?

– Ничего, Варвара Степановна, Тыковка выдержит. Мало того, она получит витамин справедливости и доброты на всю дальнейшую жизнь. Или вы думаете, что на её жизненном пути будут встречаться только добрые и хорошие люди?

– Вот, я так и знала. Была бы жива Люсенька, она бы никогда не допустила такого…

– Варвара Степановна, а чего не допустила бы? Вы же слышали, как Анну Генриховну представлял директор! Он сказал, что нам дали лучшего учителя в школе! Что Анна Генриховна выпустила не одно поколение детей и что её ученики достигли небывалых высот! Разве вам этого мало?

– Мало! Конечно, мало! Ни слова о детях! Завтраки, поведение, обеды, уроки… Это вы не разбираетесь в людях, дорогой мой Борис Семёнович!

– А вы разбираетесь?

– Я жизнь прожила. Я мужа потеряла. Я знаю людей. Я их чувствую. Наплачетесь вы с этой Анной Монстровной.

Папа встал, подошёл ко мне, положил руки на мои плечи и твёрдо произнёс:

– Значит, у нашей Маши будет и такой опыт общения. Общение с каждым человеком обогащает ребёнка. И у моей дочери будет повод вести себя на уроках прилично. Правда, Тыковка?

– Правда, папочка, – ответила я папе, не совсем понимая, о чём идёт речь.

Моя мудрая бабушка оказалась права, и папа наплакался с Анной Генриховной практически сразу. И плачет вот уже пять лет.

Через месяц после того разговора папа сам предложил мне перейти в другую школу. Он не мог каждый раз срываться с работы, когда Анна Генриховна вызывала его в школу. А вызывала она папу часто.

Я отказалась перейти в другую школу, потому что привыкла к детям. Второй и весомой причиной моего отказа был Сашка Макаров: я не могла его оставить. Но главной причиной желания остаться была моя бабушка. За обедом, когда папа поднял эту тему, бабушка сказала:

– Борис Семёнович! Когда я предложила вам пойти к директору, вы отказались. Сейчас вы предлагаете девочке сменить школу. Вы представляете себе, что такое ребёнок на новом месте, в новом коллективе? Это серьёзная травма для ребёнка. Это первое. И второе: почему вы всегда идёте по пути наименьшего сопротивления?

– Потому что только дураки идут по пути наибольшего сопротивления, Варвара Степановна.

– Нет, милый мой Борис Семёнович! Это ваша национальная черта характера – прятаться от проблем. Да, девочке будет трудно! Но если Мария выстоит в этой борьбе, а я верю, что она сумеет противостоять натиску этого монстра, она вырастет сильным и смелым человеком. А если нет – вы сделаете из неё тряпку. Вы же говорили про витамины? Вот теперь пусть она их получает.

Я заплакала, потому что не хотела быть тряпкой. Я хотела быть сильным и смелым человеком. Я хотела быть борцом с несправедливостью!

Папа подошёл ко мне, обнял меня крепко-крепко и сказал:

– Тебе решать, Тыковка. Как скажешь, так и будет.

И я решила остаться в классе.

Меня вызывали к директору, разбирали на классных часах и даже один раз – на педсовете. Положение спасало то, что я была отличницей. Даже по литературе и по русскому языку у меня стояли пятёрки. Да и как Анна Генриховна могла поставить мне отметку ниже, если у меня с самого детства были феноменальная память и интуитивная грамотность? К тому же я много читала, даже пробовала писать стихи и рассказы. Бабушка, прочитав мой первый рассказ, вернее, сказку, произнесла:

– Душа моя! Талантливые писатели всегда были гордыми, но бедными и голодными. Надеюсь, тебя минует сия участь, ибо ты очень талантлива, Машенька! Обещай читать мне всё, что напишешь.

И я пообещала. Бабушка сохранила все мои ранние творения. Она перепечатывала их на пишущей машинке, складывала в папку, а папку прятала в своём чемодане, где хранились самые дорогие её сердцу вещи…

Моя самая первая сказка – про Капельку.

«В старом-старом пруду жила-была Капелька. Она была маленькая и прозрачная. И очень-очень одинокая, несмотря на то что в пруду было много-много капелек, таких же, как она, маленьких и прозрачных. “Я ваш папа”, – любил говаривать своим детям, маленьким капелькам, старый Пруд. “А кто наша мама?” – спрашивала Капелька папу. “Ваша мама – Тучка дождевая”, – отвечал папа своей дочке. “Почему она так далеко от нас?” – не унималась Капелька. “Это совсем не важно, Капелька, – говорил отец. – Важно, что она подарила вас мне. Важно, что она продолжает дарить вас мне”.

Прошло лето. Солнце стояло высоко и грело землю так сильно, что высох старый-старый Пруд. Капелька почувствовала, как она становится совсем невесомой. Вместе со своими сёстрами она поднялась наверх и осела в мягкой туче. “Я ваша мама”, – сказала Тучка и обняла малюток!

Прошла осень. Капелькам было хорошо и тепло в объятьях матери-Тучи. Они крепли и обретали форму, становясь осязаемыми.

И вот наконец пришла зима. Туча стала холодной и неразговорчивой. Так она готовила своих детей к тому, что им придётся жить далеко от неё. Уцарил мороз. И Капелька стала твердеть. “Пора”, – прошептала Туча и раскрыла свои объятия… И миллион маленьких снежинок стали падать на землю. Они летели и кружились плавно и медленно, потому что были очень лёгкими… Внизу стояла маленькая девочка и плакала. Она ждала маму. Поднеся варежку к глазам, чтобы вытереть слёзы, она заметила чудесную снежинку! “Какая красивая!” – подумала девочка. “Как же природа создала тебя, маленькая?”– спросила она снежинку. “Я – твоё дыхание, я – дождик, я – капелька, я – снежинка”, – только и успела подумать снежинка. “Ты такая холодная!” – сказала девочка и подула на снежинку, пытаясь согреть её. И от этого человеческого тепла снежинка растаяла, став опять маленькой-маленькой капелькой…»

Сейчас, стоя в коридоре и слыша из-за двери голос ненавистной Анны Генриховны, я подумала, что если не стану учителем русского языка и литературы, то в школы придут точно такие же Анны Генриховны и будут мучить бедных детей своей ненавистью.