Она перешагнула порог.

Квартира была все такая же. Даже обои прежние — в ромбики. И вокруг выключателя засалено.

— Твоя мать дома? — спросила Лида.

— Нет, она на работе. Я один.

Он помог ей снять шубу. Под ней — облегающая кофточка с вырезом-капелькой на груди. Ложбинка сверкает, стоит немного повернуться. От Лиды не ускользнуло, какие взгляды Глеб кидает на ее декольте.

— Какие красивые у тебя цветы! — восхитился он. — И как их много.

— Поклонники на концерте надарили, — повела плечом Лида.

— А ты не знала разве, что твой отец умер?

Она не удостоила его ответом. Конечно, не знала. А сейчас, узнав, не испытала никакой горечи. Умер и умер. Кто он ей? Папа? Да бросьте…

— Почему ты все еще с матерью живешь? — спросила Лида, когда ее ввели в знакомую кухню и усадили за стол с новой клеенкой, та, что она помнила, была в клубничках, а эта в винограде. — Не нашел достойную?

— Я был женат, развелся. Дочь есть. А ты как?

— О-о-о… — Она закатила глаза. — У меня все супер. Вот сегодня в вашем клубе выступаю. Билеты вам привезла. Приходите… — Лида выложила на стол два пригласительных, оставив в сумке один, для отца. — Буду рада видеть тебя и твою мать.

— Мама вряд ли пойдет…

— Возьми с собой свою девушку. Или друга. Или толпу приятелей. Сколько еще хочешь билетов?

— Не нужно мне, спасибо. Я не люблю клубы, как и мои друзья.

— А девушка?

— У меня нет ее. Я замшелый холостяк…

Лида не собиралась от него отставать. Ей хотелось, чтоб Глеб явился на концерт. И увидел ее во всем блеске. А чтобы блеск был стопроцентно, Лида постаралась. Бесплатные билеты раздавались студентам, чтоб присутствовала публика, а двум ее помощникам приказала вынести на сцену букеты. Будто от горячих поклонников.

Тут из прихожей раздался шум.

— Мама пришла! — воскликнул Глеб. — Что-то рано сегодня.

— Глебушка, это я! — послышался знакомый голос. — Представляешь, у нашего дома стоит огромная машина. Кажется, она называется лимузин. Свадьба, что ли, у кого?

В кухне через несколько секунд показалась она… Хозяюшка!

Ненавистная мачеха.

— У нас гости? — зажурчала она. — А что ж ты, сынок, девушку чаем не поишь?

И замолчала резко. Узнала!

— Добрый день, — поприветствовала ее Лида.

— Здравствуй.

— Вот решила проведать вас…

— Не знала, что твой отец умер? Мы пытались тебя найти, чтобы ты приехала на похороны, но у нас ничего не вышло.

— Я схожу на его могилу.

— Мам, Лида хочет пригласить нас на свой концерт, — встрял Глеб.

— И что она делает? Фокусы показывает? Пляшет?

— Поет. Помнишь хит про ласточек? Он Лидин.

— О…

— Вот билеты принесла. — Глеб показал их матери. — Пойдем?

— Я — пас! — И скривилась брезгливо, будто ее позвали чистить выгребную яму.

— Если передумаете, вэлком, — лучезарно улыбнулась ей Лида. — А мне пора. Нужно готовиться к выступлению. — Она указала на корзину с фруктами и цветы. — Это вам.

И покинула квартиру, задержавшись лишь на секунду, чтобы снять с вешалки свою шубу.

На концерт явился один Глеб. Сидел перед самой сценой, восхищенно таращился на Лиду-Маркизу. А она была ох как хороша в коротких кожаных шортах и водолазке в крупную сетку, с распущенными волосами и алыми губами. Поющая, танцующая, флиртующая с залом.

А после концерта она упорхнула, даже не помахав Глебу на прощание. У нее был совсем другой план. Соблазнить его, влюбить, а потом бросить. Плюнуть в душу, как он ей когда-то.

Но в какой-то момент Лида поняла, что ни к чему все это. Тратить время, силы, нервы… И ради чего? Чтоб сделать бяку тому, кого по наивности посчитала своим принцем? Пустое все это. Но она не жалела, что приехала. Себя показала, на Глеба посмотрела. Убедилась, что он ничем не примечательный мужчинка из глухой провинции. Позлорадствовала: плохо устроен, личного счастья нет. И решила идти дальше, не оглядываясь назад.

Он всегда был скверным ребенком, подростком, взрослым…

Мать его, грудничка, чуть не выкинула с балкона. Ее остановил муж, пришедший вовремя. Крохотный Егор орал так часто и громко, что у молодой мамочки сдали нервы.

Когда у мальчика начали резаться зубки, стало еще хуже. Он плакал непрерывно. И тогда даже его спокойный отец выходил из себя. Егор помнил, как он тряс его и кричал: «Да когда же ты заткнешься?»

Да, да, именно так! А кто сказал, что полугодовалые дети ничего не запоминают?

Родители не чаяли, когда отдадут сына в детский сад, потому что он перевернул вверх дном весь дом, попортил кучу вещей. Но и сам пострадал. Один раз утюг раскаленный себе на руку поставил, другой — выпил очиститель для унитазов.

В садике Егор бил всех, кто трогал его игрушки. Швырялся кашей в воспитателей. Подбрасывал в кроватки девочек гусениц или жуков, пойманных во время прогулок. Родителям приходилось щедро одаривать директора, чтоб Егорку не вышвырнули вон.

В школе он стал первым хулиганом и отъявленным двоечником. В пятом классе его поставили на учет в детскую комнату милиции. После девятого отправили в спецПТУ. В восемнадцать он получил условный срок. В двадцать был изгнан родителями из дома. Они так устали от своего сына, что не могли его больше терпеть.

Егор их понимал. Его от самого себя тошнило. Но он ничего не мог поделать с собой. В него как будто вселялся бес. Причем, когда это происходило, он наблюдал за действиями этого беса со стороны. И мысленно качал головой, вздыхал и охал. Мол, что ж ты творишь-то, ирод?

Егор любил своих родителей. В глубине своей поганой души. Но постоянно их огорчал. Как будто не мог простить за то, что мать чуть не скинула его с балкона, а отец тряс и орал: «Да когда же ты заткнешься?» Причем помнил он именно его ор. И его глаза, совершенно бешеные. Поэтому, наверное, именно отцу он досаждал больше, чем матери. А однажды, пьяный, руку на него поднял, ткнул кулаком в живот. А когда тот упал, хотел еще ногой пнуть. Но тут вмешалась мать. Влепила сыну оплеуху и сказала ледяным тоном: «Пошел вон из моего дома!»

— Иди ты на х!.. — заорал Егор, схватившись за щеку. — Это и мой дом тоже!

— Не уйдешь, вызову милицию и посажу тебя, гаденыш!

— Мать называется…

— Нет у меня сына. Есть злобное животное, проживающее со мной под одной крышей. Больше я тебя видеть у себя в доме не намерена! Катись!

— И уйду!

Он показал матери неприличный жест и вышел, громыхнув дверью так, что со стены свалилась полочка для одежды.