Оклахоме за свою партнершу-негритянку и его едва не вздернули вместе с нею на первом же дереве, этот мальчишка принял твердое решение вернуться на родину.

— Есть ли у вас программа действий? — спросил Торма.

— Вернуть Эстонию в исходное положение, сэр, — нарочито напевно произнес он, вновь вызвав смех Ребане.

Почему-то шутка Йыги не понравилась бывшему эстонскому послу.

— На кого вы намерены работать? — грубо спросил Торма.

— Мистер Лакки, разве вы не помните присказку одного известного разведчика: всегда работай на себя и немного на того, кто тебе платит.

Торма побагровел, насупился:

— Кто вам дал право? Я… я…

— Вам не следует со мною обращаться как с клерком, господин Торма, — лицо у Ивара приняло надменное выражение, тон стал ледяным.

Ребане разрядил обстановку:

— Мы злоупотребляем своим временем, господа. — И высокопарно добавил: — Первый шаг сделан. Советизированная Эстония скоро почувствует удары нашего движения.

Он проводил гостя до двери:

— Счастливого плавания, Улыбка.

— Благодарю, Бридж. Значит, у вас есть для меня только один адрес?

— Пока один, но он идет еще от людей Канариса.

— Не оставляйте меня без прикрытия, Бридж.

Лесной арсенал

Генерал Кумм подошел к окну, всмотрелся в снежное месиво, сказал:

— Неймется метели… Твоему парню, майор, что дежурит сейчас за Ряпина, потруднее будет.

Жур встал, улыбнулся:

— Однако потруднее придется и тем, кто выслеживает моего парня. Диалектика.

— Диалектика, говоришь? Да ты садись, садись…

В кабинете, кроме министра и начальника отдела по борьбе с бандитизмом, находились заместитель Кумма Пастельняк, министр внутренних дел республики Резев и один из офицеров пограничной службы. Письмо из Гётеборга молодого врача к своей таллиннской «тетушке» обсуждалось уже несколько раз. В конверт с письмом была вложена и шведская газета. Собственно, нарушителем спокойствия было крошечное объявление, помещенное в ряду других:

«Ищу место камердинера либо повара. Обслуживал самых знатных господ Эстонии. Имею на руках их рекомендации. Семейные обстоятельства требуют устройства на морском побережье. Набережная Нормальма, кафе «Анкарен», бармену».

— Будем стоять на почве реальных фактов, — предложил Кумм. — До сих пор эти объявления нас не подводили, и их автор, мечтающий вернуться на родину, в свое время сам предложил нам свои услуги для срыва националистических авантюр. Сейчас он довольно определенно предупреждает, что эстонская эмиграция в Швеции готовит против нас опасные акции. Располагает — на руках — фактами и считает полезнее свое пребывание здесь. Что же странного вы находите, Павел Пантелеймонович, в его новой информации?

— А странно то, — забасил Пастельняк, и его широкое лицо осветилось не то добродушной, не то хитрой усмешкой, — что в кафе «Анкарен» на набережной Нормальма бар как раз есть. А наш корреспондент должен был назвать должность, не существующую в данной закусочной точке. Это значит, Борис Гансович, что либо он ошибся, либо шифровал извещение провокатор и нам подкидывают тухлую наживку.

— Что же, расставим капканы, — согласился Кумм. — Но главного «повара», желающего устроиться на морском побережье, вы уж не спугнете. А точнее, запишите его лично за мною. Это, — заметил он офицеру пограничных войск, — на данном этапе, вероятно, скорее к вам относится.

— Вас понял, — поднялся офицер. — Гостя пропустим. Разрешите быть свободным?

Оперативное совещание подходило к концу, когда Кумм снова вернулся к событиям вокруг Ряпина.

— Не знаю, как вас, — обратился он к Резеву, — а меня волнует не столько оружейный склад этого ряпинаского Вихма, сколько его связи с иноразведчиками.

— Подержать их еще немного в лесу, — заметил Пастельняк, — не столь уж хитрое дело.

— Предложение товарища Пастельняка, — несколько виновато начал Резев, — напомнило мне один день… Мы встретились с Куммом на прогулке в тюремном дворе. Вы тогда засмотрелись, Борис Гансович, на крону высоченной липы за кирпичной стеной, где свили гнездо птицы… Наверно, вам очень хотелось иметь в ту минуту крылья. Может быть, люди, которых нам с вами надо задержать в лесу, тоже думают сейчас о крыльях для возвращения домой.

Пастельняк тяжело заворочался в кресле и шутя поднял две руки кверху. Кумм широко улыбнулся, но тяжелый кашель вдруг вырвался из его груди, лицо генерала побледнело. Он сделал несколько глубоких вдохов, остановил надвигающийся приступ.

— В этом я ваш союзник, — сказал Кумм, обращаясь к Резеву. — Но, как говорят рыбаки, хочешь рыбу съесть — надо в воду лезть. Майор Жур со своим отделом поищет все возможные пути выхода на иноразведку. И пусть познакомит своего младшего лейтенанта с очередным донесением этого невидимого Диска.

— Майор еще не успел получить его, — пробасил Пастельняк. Извлек из кармана кителя листок, расправил его, со значением в голосе прочел:

«Прошу любезную Тесьму срочно известить Планетного Гостя, что поведение Коллекционера странное, к тому же он знает Вашего посланца в лицо. Желательна немедленная акция отправки Коллекционера на вечный покой с оставлением улик против его новых покровителей. Продолжаю в тех же широтах поиск музейных экспонатов. Диск. 2 ноября 1947 года».

— Коллекционера и его семью уберечь от случайностей! — распорядился Кумм.

А человек, которому министры мысленно желали успеха, как раз в эти часы испытывал состояние какой-то безысходности. Пауль понимал, что выход Вихма из лесу отнюдь не приближает чекистов к убежищам резидентов. Внешность незнакомца, вызвавшего Вихма через посредство жены, ни сам Пеэтер, ни Ыйе не могли толком описать. Все лицо его закрывала борода, он носил солдатскую ушанку, стеганый ватник. Вдобавок ко всему этому Пауль прозевал связника.

А дело было так. Вихм спросил Пауля, может ли он прежде, чем начнет говорить со своими людьми о возвращении по домам, навестить жену и детей. Пауль подумал и дал согласие, предупредив комсомольцев из народной защиты, чтоб на ночь караульный пост с хутора Вихма отодвинули. На этом и споткнулся. На другой день Пеэтер мрачно сказал ему, что когда он возвращался на рассвете в лес и спускался по тропке с хутора, из-за толстого ствола вяза его окликнул незнакомый голос, велел остановиться и повернуться к дереву спиной. Решился ли Вихм на предложение господина? Если решился, то лучше всего подпалить конюшню соседнего колхоза.

— Что ты ответил? — нетерпеливо спросил Пауль.

— А что я мог ответить? — горько усмехнулся Пеэтер. — Что мой Айвар работает на конюшне? Что я когда-то помогал ее строить? Ну, сказал, мол, подумаю, с ребятами посоветуюсь. Пусть он через ночь подойдет к месту, где три сосны из одного корня вверх полезли, — там и буду. Так мы с тобой договорились?

— Так. А он что?

— А ничего. Сказал, что сам меня разыщет, и велел сматываться. И чтоб я помнил о детях.

Мюри доложил по телефону о случившемся в Выру, вскоре