Наташка выпила стопку коньяка для храбрости, предложила мне и Лешему для разогрева. Поп не дал, выпил за нас двоих сам, вытер рот, хыкнул и сказал: мол, пошли.

Лестница скрипела при каждом шаге. Ковёр хлюпал, разбухший от воды. В разбитое окно голодно и зло свистел ветер. А вот стены были исполосованы, точно по ним провели гвоздём длинную тонкую линию. Ведущая в мастерскую дверь точно прогнила изнутри. Мягкая, как пластилин, раскрытая нараспашку, она почти прилипла к стене. Но дело было даже не в этом…

— Оно тёплое, — сказала Наташка, указывая на серо-белую штуковину, которая походила на гигантский футбольный мяч, заброшенный в угол.

— Ели это то, о чём я думаю, то оно стало больше, — отрешённо сказал я. Леший тяжко вздохнул, вытаращил глаза и тут же взялся за голову.

Поп враз позеленел и тут же помянул разом и чёрта, и всех святых, затем подошёл к штуковине и что-то на неё сыпнул.

Серый дымок взметнулся вверх, от жалобного воя, прокатившегося по комнате, волосы встали на затылке дыбом. Наташка шмыгнула мне за спину. Я моргнул, инстинктивно отступая в сторону.

Бывший священник бросился вон из комнаты с ором:

— Нечистая сила, батюшки, караул!!!

Дым оставил в комнате запах протухшей рыбы и жжёной, точно от горького миндаля, горечи, вызывая рвоту. Фонарик с тихим шипением погас. Повеяло холодком. Фонарик мигнул и вновь включился, как если бы в кинокадре возникла секундная пауза. А штуковина в углу, мать твою, просто исчезла.

— Уходим, — сказал я, затем повторил уже громче, схватил Наташку за руку и потащил её прочь из мастерской. Леший впал в ступор — и мне пришлось прокричать у него возле уха, чтобы он снова включился в жизнь.

Сердце в груди билось, как проклятое. Я, здравомыслящий человек, не мог, объяснить себе произошедшего. Столкнулся с иррациональным явлением, как в штампованных телепрограммах. Но нужно как можно быстрее найти помощь. Нет, нужно бежать из дома. Инстинкт подстёгивал, тревожно вопил о нависшей над всеми опасности. Как вовремя.

Мы бегом спустились вниз. Истошно визжал кто-то из женщин в гостиной.

Так. Светка визжала, а Инга крепко сжимала в руках нож. Как оказалось, исчезла Ленка. Вот так запросто исчезла из гостиной, только что бывшая у всех на виду. Как по волшебству.

За окном, снова точно усмехаясь над нашими бедами, забарабанил усилившийся дождь. А зарницы полыхали одна за другой, рисуя в небесах ослепительные зигзаги.

Мы снова переворошили весь дом. Инга тряслась и рыдала, заламывая руки на пару со Светкой, впавшей в ступор от шока. Женщина всё говорила, что мельком видела на стене, над диваном, где спала Ленка, тень мужчины с длинными руками.

Наташка опустошала запасы валерианки в аптечке. А тёщу, принявшую снотворное, уже ничто не могло разбудить

Паника сковала весь дом, заполнив его удушающе тягостной атмосферой. Леший, я да пьяный вдрызг, но уже лучше соображающий Казанова мерили шагами комнату. Никто из нас не находил себе места. Только поп сидел за столом на кухне в одиночестве и всё что-то думал да втихую попивал то кофе, то водку.

Я несколько раз порывался вновь выскочить на улицу и сделать хоть что-нибудь. Да, вот поп притащил с кухни водку, нарезал колбасы и налив себе стопку, гакнул, закусил колбасой и стукнул кулаком по дорогому журнальному столику, сказал:

— Ну, что, бедокуры, рассказывайте всё мне снова в деталях и по порядку, не утаивая больше никакой чертовщины. А вдруг чем и помогу, — твёрдо добавил он. Что-то в его тоне было обнадёживающее.

Он слушал нас всех сразу, всё и кто что видел, не перебивая, иногда поддакивая и неразборчиво хмыкая. Его глаза ясно блестели, видно, что он пребывал в своём уме и твёрдой памяти, а водка на священника действовала стимулирующе, подстёгивая мышление. Наташка, не знающая, чем себя занять, просто заварила кофе и принесла поесть, парой подносов опустошив холодильник, Леший выдохся первым и просто стал нервно жевать все, что попадало под руку, в том числе сало, которое дико не любил, но он, похоже, совсем извёлся и не соображал, что делает. Меня стал душить истерический смех, и я жадно пил кофе, одну чашку за другой, не в силах остановиться. А Наташка хрустела мятными леденцами. Казанова же, точно Молдер из «Секретных материалов», состроил заумный вид и видно по пьяни выдвигал абсурдные предположения, одно за другим.

— Итак, как я понял, — бодро сказал Анатолий, — все странности в доме начались, когда шкаф установили в мастерской. — Затем добавил, чем и вовсе сбил нас с толку: — Соль в хозяйстве есть?

— Конечно, на кухне, — нахмурившись, сразу ответил я.

— Нужно осмотреть шкаф, а там будет видно, — загадочно оборонил поп и первым направился к лестнице на второй этаж.

Опять наша тройка эдаких мальцов-удальцов сопровождала отлучённого от церкви попа в мастерскую. Забыл упомянуть, что, когда нервничаю, на ум приходят дикие и абсурдно-комичные мысли. А вот женщины остались в гостиной, крепко держа в руках топоры, ножи и фонари. Обещали громко кричать, если что-то произойдёт.

На полпути наверх поп сказал, что нужно взять с собой соль, и я замыкавший цепочку, в храбром одиночестве потащился на кухню. Не ощущая страха, наверное, от избытка кофеина, я твёрдо держал в руке нож и нещадно чадящую свечу.

Соль нашлась в нижнем кухонном шкафчике. Я взял непочатый килограммовый мешочек и снова потащился вверх по лестнице, к ждущим там друзьям и отлучённому от церкви попу.

Итак, шкаф стоял себе спокойно на месте. А в комнате фонари не работали, и только коптящая свеча дала возможность разглядеть на полу потёки воды, грязь и отчётливые следы мужских ботинок, предположительно размера эдак сорок четвёртого.

Это явно был кто-то пришлый. В деревне великанов не водилось. Я бы, наверное, заметил: столько месяцев самолично ремонтировал дом. Хотя если он одиночка, да ещё нелюдимый.… То… Снова в голове сумбур.

Анатолий громко сказал:

— Поехали! — и, открыв пакет соли зубами, щедро сыпнул себе на руку, затем перекрестился и бросил соль на шкаф. Шших. Соль зашипела и с дымком исчезла на поверхности шкафа. Раздалось протяжное, неохотное: «Скрип», и дверца шкафа отворилась сама по себе.

— Что это? — тонко, как-то по-детски, спросил Казанова, и все кроме попа отступили в сторону.

Я нервно фыркнул. Наташка резко вцепилась мне в плечи. А из шкафа показался длинный нос, затем и всё лицо, на котором, точно острые зубья капкана, блеснули зубы. Дверь в мастерскую захлопнулась у нас за спиной, а должна была от такого сильного