Но Агагука на угрозу внимания не обратил, он повторил вопрос и, чтобы лучше расслышать ответ, приблизил лицо к зазору между витками цепи, в котором поблескивали зубы.

— Тьфу! — Влажно плюхнулось в ухо вместо ответа.

— Заткни ему неблагодарную пасть! — повелел Мамбуня Пантелею.

Горбун заворчал, но отложил лопату и, достав из кармана запасную портянку, использовал ее в качестве кляпа.

Не добившись от узника информации, троица устроила краткое совещание, суть которого свелась к обсуждению следующего вопроса: «Какая разница, куда идти?» Туда и пошли.

Судьба их привела в склеп, словно специально к их приходу наполненный под завязку.

— Теперь мы в сто раз больше яичницы нажарим, — довольно потирая руки, промурлыкал Пантелей.

Мамбуня Агагука поморщился, но приступил к делу.

Первым делом его ассистенты извлекли тела из ниш и выложили в коридоре вдоль стены.

Горбун поджег торчавшие из стены факелы и принесенную божеством треногую жаровню. Стало почти светло.

— Теперь ступайте прочь, — повелел божок, развязывая узелок с инструментом.

«Не доверяет», — сообразил Павел, уныло бредя вслед за горбуном.

Оставшись один, Агагука приступил к таинству превращения трупов в немертвых, а проще говоря — зомбированию.

Первым делом он стянул со всех штаны и перевернул лицом вниз. Осмотрев результат своих стараний, он довольно вздохнул и взял из принесенных инструментов длинную металлическую палку с широким плоским набалдашником. Поднеся его к жаровне, Агагука дождался, пока инструмент раскалится, и приступил к самой важной части своего обряда.

— Ты мой, — заявил Мамбуня трупу, выжигая на его ягодице свое тавро — букву «V». — Скоро весь мир будет носить мою метку.

Тайно наблюдавший за действиями Агагуки муравей сделал соответствующую пометку в блокноте: «Для того чтобы выявить немертвого, достаточно снять с него штаны.

Заклеймив всех своих будущих последователей, Мамбуня Агагука перешел к второй стадии оживления. Отложив тавро, он взял в руки батог и принялся жестоко избивать трупы, приговаривая:

— Чтобы знали, кто главный… мне повиноваться нужно.

Смахнув со лба пот, обильно выступивший, несмотря на царивший в подземелье холод, Мамбуня отложил батог и, подвинув к трупам жаровню с ярко-красными угольками, взял тонкую бамбуковую трубку и кисет с перетертыми в пыль травами.

— Сейчас я вам вдую, — пообещал Агагука, обведя взглядом ряд помеченных V-образным тавром задов.

— Фу… — скривился муравей.

Подойдя к ближайшему трупу, Мамбуня приступил к завершающей стадии изготовления немертвых. Именно от точности выполнения этой сложной операции зависела удачность всего процесса. Одно неверное движение и… пришлось бы повторять весь ритуал заново. А вот если и тогда что-то пошло бы не так, то все — свободного места для тавра не останется.

Отмерив щепотку толченой травы, Агагука осторожно набил ее в бамбуковую трубку. Затем, крепко ухватив труп за плечо, он резко перевернул его на бок и одним выверенным движением ввел бамбуковую трубку в предназначенное для этого отверстие.

В воздухе запахло чем-то нехорошим, зловещим… черной магией самого гнусного пошиба.

Взяв щипчиками с жаровни уголек, Мамбуня поднес его к трубке. Трава вспыхнула. Агагука что было силы дунул в свободный конец бамбуковой трубки и проворно отскочил в сторону.

Некоторое время ничего не происходило, если не считать возни мокриц в стыках кладки стен и тяжелого дыхания Агагуки.

— Апчхи! — раскатисто чихнул труп и упал на спину, уставившись выпученными глазами в грязный потолок. Затем он со скрипом поднялся и, отыскав глазами Агагуку, проскрипел:

— Угу… угу…

— Надень штаны и отдай трубку, — повелел Мамбуня.

Зомби послушно натянул спущенные ниже колен штаны и попытался достать трубку. С первого раза ему это не удалось — уж очень глубоко в ноздрю загнал ее Мамбуня. Наконец ему это удалось, и он вернул ее своему повелителю.

Отправив оживленного зомби к Пантелею и Павлу, божок вытер о леопардовый передник бамбуковую трубку и принялся набивать ее по новой.

Процедура оживления следующего трупа не отличалась от предыдущей ни на йоту. Мамбуня переворачивает объект на бок, втыкает трубку в левую (именно левую!) ноздрю и, подпалив травяную пыль, с силой вдувает дым в легкие объекта.

Когда от сложенных у стенки мертвецов остался лишь мерзкий запах, частично забитый вонью сгоревшей травы, Мамбуня Агагука удовлетворенно перевел дыхание и пустился в пляс, топая пятками и потрясая косичками.

— Еще долго? — спросил у Павла горбун, стараясь держаться подальше от обещанных помощников. Что и говорить, амбре они распространяли специфическое.

— Вроде последний, — теребя хвост компьютерной мыши, ответил главный идеолог новоявленного божества.

И действительно, вслед За этим из темноты, позвякивая браслетами и насвистывая неизвестный мотив, вышел Мамбуня. Он бросил взгляд на закованного в цепи узника и распорядился:

— Перенесите его в тронную залу — у нас будет серьезный разговор. Несите вместе с креслом.

— Оно слишком тяжелое.

— А помощники на что?

— Они же тупые, — резонно заметил горбун.

Ничего, что тупые, зато послушные, — заявил Агагука, а про себя подумал: «Не объяснять же им, что для создания разумного немертвого, такого, как Отто или Павел, нужен труп неприкаянного покойника или совсем свежий, душа которого не успела пройти суд божий. Иначе вернувшаяся к воскрешенному телу душа не может войти в него и остается кружить рядом, страдая ужасно и постепенно развоплощаясь. Таких и немертвыми называть совестно… тупые зомби с крайне ограниченным сроком эксплуатации», — Но ничего этого амбициозное божество вслух не произнесло, зато напомнило об обещании:

— На ужин хочу жаркое, много жаркого и много вина.

— С чего я жаркое сделаю? — проворчал под нос Пантелей. — Разве что…

Нехорошего взгляда горбуна немертвые не заметили. Равно как никто не заметил, что с утра их стало на одного меньше.

От дурной головы прапорщика — ногам солдата покоя нет.

Армейская мудрость

Проснулся я рано. Даже двоюродная сестричка по материной линии Утренняя Зоренька еще нежится в теплой постельке дедова дворца. А мне не спится…

Все тело болит, словно меня всю ночь кто-то по бокам охаживал. Да не веничком в баньке, а дрекольем в подворотне. И мышцы затекли, словно старая коряга: почти не гнутся и скрипят страшно. Еще и голова с похмелья гудит, точно пчелиный улей при виде парящего на воздушном шарике Винни Пуха.