мычание, случайные шарканья ногой. Лет десять назад он не уделил бы мне ни малейшего внимания. Когда я впервые попытался установить с Джерри контакт, он испугался и был возмущён вторжением. В последнее время он даже радуется, что я захожу. Или по крайней мере не проявляет раздражения. Может смысл каждого посещения в том, чтобы не причинять ему особого беспокойства и постепенно ослабить сопротивление. Как бы там ни было, но иногда он даже обнимает меня перед уходом. Ничего не говорит и не смотрит на меня, но я часто замечаю намёк на улыбку на его лице. Как бы он не относился к этому поверхностному контакту (может для него и не поверхностному!), каждый раз я чувствую радость как от маленькой победы. Надеюсь только, что и он чувствует то же самое.

Когда я ненадолго обнял его и сказал «Пока, Джер», собираясь уходить, то ожидал услышать привычное эхо «Пока, Джер» в ответ. Вместо этого, не отрывая взгляда от своей работы, Джерри произнёс: «Флед».

«Хочешь с ней встретиться?»

Небольшая пауза, а затем энергичный кивок.

«Зачем, Джерри?» — спросил я, не ожидая ответа.

«Ддд-умаю она ссс-может меня починить» — ответил он заикаясь, как будто кто-то сжал ему горло.

Даже не знаю, откуда к нему пришла такая идея.

«Но ты с ней пока не встречался, да?»

Он отрицательно покачал головой.

«Тогда почему считаешь, что она сможет тебе помочь?»

Я думал, что Джерри не понял вопроса, пока он не прохрипел: «Говард».

«Это Говард сказал, что она сможет тебя „починить“?»

Он снова кивнул.

Я предупредил его, что флед не похожа на прота, который некогда сумел проникнуть сквозь коммуникационный барьер между ним и окружающими. Но он это уже знал или его это не заботило. Главное, что она не принадлежала к человечеству, с которым люди с тяжёлой формой аутизма почти не общаются.

«Конечно, Джерри» — заверил его я — «Я поговорю с ней».

В конце концов это был первый случай, когда Джер попросил хоть что-то, кроме спичечных палочек.

* * *

Слоняясь по лужайке перед госпиталем в поисках флед, я заметил пару пациентов, смотрящих в небо. Любопытствуя, я подошёл поближе. Рик рассказывал одному из новых пациентов, что небо на самом деле зелёное, хотя люди видят его голубым.

«Вот почему трава зелёного цвета[43], Барни. Она просто отражает небесный свет».

Поначалу было загадкой, был ли Рик неисправимым лжецом или просто видел всё иначе, чем остальные. Оказалось, что и то и другое. Не важно, знает он, что врёт, или нет — никто не верил ни единому его слову. Подобно старому продавцу подержанных авто, он был самым непопулярным среди пациентов. Большинство психически больных очень ревностно относятся к тому, чтобы говорить правду, и ожидают этого от других. Доверие — очень важный вопрос для наших подопечных, как и для широкой общественности.

Однажды прот предложил Рику идти в политику.

Рокки обходит Рика стороной, называя его просто «чёртовым лжецом». Насколько нам известно, несмотря на весь сдерживаемый гнев, Рокки никому не причинил физического вреда. Иначе бы мы перевели его в четвёртое отделение к психопатам. Я заметил Шарлотту[44] — одну из давних пациентов четвёртого отделения — за поливом цветов возле стен госпиталя. Убийца, которая призналась в своих преступлениях, Шарлотта лишила жизни по меньшей мере семерых молодых мужчин. Её случай — классический пример чудесного исцеления в результате приёма новых экспериментальных препаратов, и теперь она достаточно безобидная.

Наблюдая за Шарлоттой, я чуть не столкнулся с Джорджем. Обладая показателем IQ[45] в районе сорока, что значительно ниже, чем у самых аутистичных савантов[46], Джордж интересовался исключительно футболом. Раз за разом до полного изнеможения он ударял по мячу или подбрасывал его высоко в небо, чтобы затем побежать и поймать. Всё остальное время он просто сидел и пялился на то, что привлечёт внимание: цветок, кирпич, чьё-то лицо. Низкий и жилистый, Джордж всё же представлял опасность, когда бежал во весь опор, и другие пациенты ходили вдоль стен, пока он находился в активной фазе. А когда отдыхал, они заботились о его потребностях, что резко контрастировало с их отношением к Рику.

Рик был в восторге, когда в госпиталь привезли Барни. Но лёгкость, с которой последнего можно было обмануть, не является причиной, по которой он оказался среди пациентов. С рождения Барни ни разу не смеялся. Он не страдал патологической формой депрессии, как бывшая наша пациентка Бэсс[47], например. На самом деле он казался вполне счастливым. Просто Барни не видел ничего смешного даже в самой глупой ситуации. Ребёнком он даже не улыбался, когда видел клоунов, животных в человеческой одежде или когда слышал простые шутки. С той же серьёзностью он учился и в школе, хотя учёба давалось нелегко, и его семья, — владельцы известной сети́ химчисток, — привезли его к нам в надежде, что мы сможем это исправить.

И хотя мы не принимаем на лечение людей со столь безобидными неврозами, сумма в чеке, которую нам выписала семья Барни, была слишком привлекательна, чтобы отказываться (она позволила нам принять участие в нескольких благотворительных проектах). Его лечащий врач, которым оказался мой сын Уилл, оказался в тупике, как и его коллеги. У нас было ограниченное количество времени, чтобы подобрать лекарство или составить протокол лечения, которые помогут ему найти что-то смешное в жизни. В глазах его родителей, как и в представлениях большинства, жизнь без чувства юмора была неполноценной.

Очевидно осознавая эту печальную истину, остальные пациенты пытались помочь нам вылечить Барни: строили смешные рожи и устраивали уморительные выходки. Пока ни один из этих приёмов не сработал — даже говорящее шимпанзе.

* * *

Я зашёл повидаться с Гольфарб. Её не было на месте, но Марджи протянула мне жёлтую папку с информацией о предложениях, поступивших от телевиденья и журнала. Я пролистал несколько страниц.

На мой взгляд статья в журнале вряд ли навредит флед. А вот телешоу — совсем другое дело. Предполагалось, что наша инопланетянка примет участие в реалити-шоу[48] на территории госпиталя: пациенты будут жить своей обычной жизнью, а из интервью с сотрудниками будут вырезаны все «неподходящие» моменты. Прот действительно появлялся на популярном ток-шоу[49], но его выступление записали заранее, и к тому же он разительно отличался от флед. Какова будет реакция аудитории, если флед захочет оголиться перед миллионами зрителей? Мне не нравилась такая перспектива. Все подобные соображения кажутся спорными, пока флед не даст согласие