Он учил – а они…

Они уже умели по запаху различать Постоянных и Изменчивых, могли без устали по нескольку дней гнать добычу, настигая ее в конце концов стремительным броском; многие овладевали разными ремеслами, чему очень радовались родители… Они учились готовить из трав целебные мази, а не жевать инстинктивно найденный лист, определять направление по звездам, не всегда полагаясь на звериное чутье, они…

Многое передавал им старый Морн – но молодые оборотни охотно хватались за деревянные, а позже – стальные мечи, с жаром рубились, часами готовы были стрелять из лука, бросать ножи, а вот долгие рассказы Тварьца о травах, звездах, обычаях Постоянных или беседы о давно ушедших временах зачастую пролетали мимо юных горячих голов.

Впрочем, не всех…

Однажды торжествующий Солли примчался к Морну и с гордостью сообщил, что если к мази от ожога добавить толченую кору Красного дерева, то новая кожа нарастает значительно быстрее. Он захлебывался радостью открытия – и впервые увидел, как расплывается в улыбке лицо Сына Большой Твари, веселые лучики собираются у помолодевших глаз…

Никогда не улыбались глаза Морна во время уроков боя, а тут…

Целый день Солли носился с мазью, вспоминая улыбку старика, а завтра утром…

– Мертвители!…

Солли часто видел потом в ночных кошмарах то утро, когда в деревню влетел мчавшийся из последних сил пардус Ролло. Его раны затягивались на глазах – в зверином облике лишь тяжелые ранения угрожали жизни, чего нельзя было сказать об облике человеческом, – но Ролло не мог дожидаться и уже стоял на двух ногах, обливаясь кровью.

– Облава! – прохрипел он. – Скорее…

И упал, но упал на четыре лапы с выпущенными когтями.

Не раздумывая, Солли рванулся к своему дому – волком.

Отец. Мать. Оружие.

Он не успел. Мертвители ворвались в деревню с трех концов, и крайние дома уже горели, а люди в серых плащах перекрывали улицы. Увернувшись от удара мечом, Солли вьюном проскочил между ногами салара, цапнув того за щиколотку, и скрылся за углом.

У их дома кипел бой. Отец и мать рычали и метались в кольце врагов, и шерсть их слиплась от крови. Солли прыгнул сзади на Мертвителя, замахнувшегося на мать, и не разжал сомкнутые на чужом горле клыки, даже когда острая боль пронзила его бок.

Потом он кинулся в дом.

Солли плохо помнил, что было дальше. Горела деревня, он оглох от криков и лязга оружия; они с матерью и бешеным Лорквоу стояли посреди улицы – два волка и человек, – и Солли бросал свои ножи в накатывающуюся волну Постоянных, но ножи кончились, и остался меч, и кровавый вихрь захлестнул его. Отец рухнул с разрубленной головой, так и не выпустив корчащегося салара; рядом то ли взвизгнула, то ли всхлипнула мать, когда зазубренный клинок отсек ей переднюю лапу; Солли подхватил мать на руки и побежал, чувствуя, что надолго его не хватит, что это конец, а потом наступила тишина и он остановился.

Перед ним стоял Морн.

– Уходи, – коротко приказал Морн, и Солли заковылял дальше, спотыкаясь и не падая только потому, что на руках у него была мать, видя вокруг себя отступающих к лесу Изменчивых…

Последнее, что он запомнил – пустая улица, багровый дым и шеренга Мертвителей, медленно надвигающаяся на одинокую сутулую фигуру Морна…

…Когда они вернулись, Морн все так же стоял посреди улицы, скрестив руки на груди, и в глазах его затухали, подергиваясь пеплом, страшные жгучие угольки…

Постоянных не было. Они ушли, поспешно забрав убитых и раненых. И никто из Изменчивых так и не узнал, что увидели Мертвители на опустевшей улице, когда на пути у них встал Морн, Сын Большой Твари.

Они не посмели напасть на него.

Потомки богов – не посмели…

…Водоворот воспоминаний все быстрее вращался перед глазами слабеющего волка – звериные морды, искаженные лица, звон клинков, горящая деревня, дым, кровь, отчаяние и ужас, внезапно вспыхнувшая надежда… лицо той Постоянной, которая была запретна для него, – но которая… выжженное солнцем блекло-голубое небо, снежные шапки на вершинах гор…

…Горы! Волк открыл глаза, снова зажмурился, встряхнул тяжелой головой, словно отгоняя наваждение – и вновь увидел горы. Это был не сон, не бред, не эфемерная иллюзия памяти – перед ним высились выбеленные снегом вершины.

Горы Ра-Муаз.

Он все-таки дошел.

* * *

Солли не помнил, как он дотащился до первых отрогов, каким образом набрел на веселое журчание ручья, – он пришел в себя, стоя над ручьем и шумно, с жадностью лакая упоительно прохладную воду. По всей видимости, делал он это уже довольно долго, потому что брюхо было совершенно переполнено, и Солли почувствовал, что выпил воды больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

С сожалением перестав лакать, он погрузил в ручей морду, потом отошел в сторонку, сбросил с себя поклажу и, найдя заросшее мхом углубление в тени большого валуна, мгновенно уснул.

Снов он не видел.

* * *

Проснулся Солли уже утром следующего дня. Он давно не менял облик, а выпускать зверя на чрезмерно долгий срок не рекомендовалось. Так что теперь к ручью подошел человек. Вдоволь напившись, он решил было облачиться в свою походную одежду, но раздумал и, голый и мокрый от пота, стал карабкаться вверх по склону. Где-то здесь, согласно легендам, и должны обитать Отцы, к которым шел Солли. Но сейчас его больше интересовали не Отцы, а какая-нибудь мало-мальски съедобная живность – голод, заснувший вместе с ним, теперь проснулся и настойчиво требовал утоления…

Оленя он заприметил издалека и, уже в волчьем обличье, стал осторожно подкрадываться к нему. Сейчас Солли доставляло истинное удовольствие скользить между скал, неслышно раздвигая влажную от росы траву и вспоминая недавнее пекло пустыни. Да, неплохое местечко подобрали себе Отцы… губа не дура…

Бросок Солли был стремителен и точен, но за мгновение до того олень учуял грозящую опасность, и зубы волка клацнули всего в каком-то локте от вожделенной добычи!

Солли извернулся в воздухе и рванул по склону за удирающим оленем; оторваться жертве не удалось, но и расстояние между ними не спешило сокращаться. Олень обогнул огромный замшелый валун, Солли метнулся наперерез – и тут другая серая тень прыгнула на спину обезумевшего животного. Секундой позже Солли вцепился в горло своей, – своей! – добыче, олень с хрипом повалился на бок, брыкаясь и мотая головой в тщетных попытках стряхнуть с себя безжалостных палачей, – и вскоре все было кончено.

Когда олень затих и Солли, наконец, разжал челюсти, – он увидел четырех волков, окруживших его и пристально разглядывавших чужака. Нет, пятерых, – пятая, поджарая молодая волчица, стояла чуть поодаль, делая вид, что все происходящее ее совершенно не интересует, но тем не менее с любопытством наблюдая за развитием событий.