Три сотни их тут на позициях, в прикрытии, остальные в тылу готовились отступать. Оказалось, приказ на отход уже был, но из-за постоянных атак и раненых задержали его, ну а там я появился, и завертелось. Кстати, было девять вечера, и вот-вот должно стемнеть, солнце уже заходило за горизонт.

В общем, баланс рос, счет тоже, и тут наконец немецкая авиация появилась. Шесть «лаптежников», выстроившись в круг, понеслись по очереди вниз. Хотя на танках зенитные ДШК стояли, а не КПВТ, но и они неплохо отработали. Три штурмовика из атаки так и не вышли, в землю воткнулись, два потянули с дымами к своим, а шестой не успел уйти вниз и, испуганно покрутившись в стороне, не прицельно с высоты сбросил бомбы и полетел на аэродром. За сбитых мне сто пятьдесят тысяч на счет капнуло, это хорошо, денежный резерв есть. Однако пришлось его почти сразу использовать. Дело в том, что склад полностью выбрали, теперь там пусто. Припасы раздали, излеченных бойцов покормили, в двух уцелевших полевых армейских кухнях рис варили, раненых кормить, медикаменты разошлись, оружие и патроны тоже, не хватало именно последних, патронов, да и гранаты нужны. Именно с этой просьбой и подошел полковник, комдив Песочин. Кстати, дивизия была четыреста одиннадцатая, формировалась в Харькове и в ее составе были шахтеры Донбасса и жители Харькова, то-то так отчаянно бились и не отступали.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – козырнул я. – Старший лейтенант Шестаков, командир третьей роты особого тяжелого танкового батальона.

– Лейтенант, не знаю, как ты это делаешь, но спасибо.

– Враг пришел на исконно русскую землю, товарищ полковник, вот лешие и волхвы и помогли формированию батальона, да и наши священники внесли свою лепту. Так что уничтожить в бою роту нельзя, она как птица Феникс, всегда из пепла возродится. Ну и излечивать, может. Да, вы своего особиста уберите. А то крутится вокруг, дырку своим глазами во мне прожег.

– Если бы своими глазами не видел, не поверил бы. А особиста уберу. Это правда, что патроны и припасы из воздуха появлялись?

– Правда, но в огромных количествах мне их не дают. Если уничтожу танк, могу взять, например, пять ящиков патронов, сбил самолет – десять. За использование танков в качестве лекарского пункта, за каждое излечение тоже берется. В общем, сложно все это объяснить.

– Патроны нужны, медикаменты, гранаты, продовольствие. Помоги чем сможешь.

– Товарищ полковник, могу, но давайте договоримся, до полуночи осталось три часа, я буду вам помогать, раненых восстанавливать, если не успеем, то легкораненые останутся, дальше помогу прорвать кольцо окружения, выведя вас, а потом расходимся. Вы к нашим, а я громить немцев.

– Договорились. Так ты, значит, тот самый Шестаков, что пленных в Минске освобождал?

– Тот самый.

– Долго о тебе не было слышно.

– Вышло так, – виновато развел я руками.

Вообще комбез и форма изорваны были, корка моей крови засохла, двигаться трудно, чесалось все, но я не менял форму, все средства тратил на восстановление раненых, потом себе куплю все что нужно, когда расстанемся.

– Спросить хочу вас, товарищ полковник. Я не знаю, кто был тот комиссар, что меня привел к вам.

– Старший батальонный комиссар Дуров. Он у меня был старшим по политработе. Не любил я его, не скажу, что плохой человек, но больно уж инструкции велел соблюдать.

– Виноват я перед ним, – вздохнул я. – Я тоже думал, гнилой человек, а он с гранатой под танк лег. Перед тем как мы расстались, он сказал, что у каждого человека есть место для подвига, теперь я его понимаю. Он герой, а я мерзавец, именно так себя чувствую.

Полковник заинтересовался, я ему и рассказал, как мы встретились, как матом посылал его и как он уговорил помочь, как погиб.

Дальше я на старом месте, где был склад, купил в магазине сорок ящиков с патронами, двадцать с тушенкой, и десять мешков с сухарями. Медикаменты начали грузить на телеги, готовились отбыть, было шесть телег, но всего три лошади; также я купил три ящика с ППШ, десять ПТР, а то всего тридцать штук. Артиллерии у дивизии уже не было. Еще патронов для противотанковых ружей. А интендант, что все принимал, попросил вещмешков. Оказалось, это дефицит, имущество нужно куда-то убирать, вот и купил кипами четыреста штук. Дальше умылся, и нас сфотографировали с командирами штаба дивизии, где-то фотоаппарат нашли. Фотографировали на корме танка, тут еще солнце было, а на земле темнело, и при последних лучах солнца и вышла фотография. Потом политработники спросили меня о том, как погиб Дуров, я показал им танк, под который он лег. Уже в темноте начали собирать то, что осталось, чтобы с почестями захоронить в братской могиле, ее копали, а я направился к артам. Нужно перегнать. С этой стороны у немцев я все выбил, а счет почти пуст, вот-вот остановится излечение, хочу перегнать на другую сторону и там по немцам ударить, пополняя кредиты. Окружение было полным, бойцы занимали оборону в небольших опорных пунктах вокруг, чтобы к нам не прорвались пехотинцы. Как-то они обошли нас по залитым полям. Да немцы и не пытались, после того, что было, они как-то тихо себя вели, артиллерия голос только подавала, даже авиации не было, после одного налета не появлялись. Зато наконец их разведчик прилетел, но улетел как стемнело.

Глава 4

Рану, нанесенную родине, каждый из нас ощущает в глубине своего сердца.

Виктор Гюго

До двенадцати осталось три часа, и полковник явно надеялся, что я излечу всех его людей, но это физически невозможно, слишком их много. Похоже, придется задержаться, просто бросить их я не могу, характер не тот. Подумав и прикинув, я улыбнулся. Меня озарила идея. Аптечки срабатывают, когда внутри техники экипаж, в танках их по четверо, но в артах-то по шесть, за раз во всех четырех машинах можно излечивать сразу двадцать бойцов и командиров. А это уже другое дело. Так что, перегоняя арты к другой стороне нашей обороны, она где-то два километра на полтора была, с медсанбатом в центре, пока те неторопливо катили к позициям, я добежал к тому военврачу третьего ранга и ввел его в курс дела, насчет арт. Подошедший главврач сразу заинтересовался, и они одобрили предложение. Но так как арты стреляли, то излечение будет проходить между выстрелами. Старшим к артам поставили военфельдшера. Бойцы на носилках бегом несли к артам раненых, они уже встали на позициях и начали заносить раненых внутрь. Тут