и там обоим полковникам пришлось попотеть, чтобы заставить местных правоохранителей напрячь мозг и выдать информацию, не вошедшую в отчеты. Потраченные усилия совершенно не оправдывали полученного результата, но в тот момент Лев был рад и малому. Предположение о количестве членов банды вроде бы подтверждалось, в случае с ульяновской жертвой действовали минимум три человека. Кроме того, ульяновский эксперт составил приблизительный портрет двоих из трех нападавших. Ничего конкретного, лишь общее описание физических параметров, но это уже было кое-что.

Посчитав, сколько времени придется затратить на объезд всех городов, Гуров и Крячко разделились. Поделив между собой города, разъехались в разные стороны, договорившись держать мобильную связь. Дело пошло быстрее. Приезжая в очередной город, оба знали, с чего начать и до какого момента есть смысл в городе задерживаться. Спустя две недели, измученные и злые, они снова вернулись в Калугу. Подбив итоги, получили неутешительный результат: за полмесяца работы расследование убийства Орехова не продвинулось ни на шаг.

Тогда-то и пришла в голову неожиданная мысль: обратиться к психиатру, чтобы тот помог нащупать хоть какую-то логику в действиях «Беспалых». Отправив Крячко отсыпаться, он сел в машину и поехал в Москву. За годы работы в органах Гуров усвоил одну простую вещь: ни один психиатр не бросится помогать полиции при первом же обращении, будь ты с ним хоть в трижды шикарных отношениях. Почему? Да потому что работы у них и без просителей выше крыши, а ответственность в таких случаях куда выше, чем при консультации простых смертных.

Правда, есть в среде «мозгоправов» определенная категория людей, которые любят разгадывать сложные задачи. Стоит им подкинуть головоломку посложнее, и отказаться от ее решения они уже не смогут, несмотря на то, что, действуя без официального соглашения, рискуют потерять лицензию. В числе гуровских знакомых таким авантюристом от психиатрии был Вениамин Непольский. Их связывали узы многолетней дружбы, так что рассчитывать на его помощь можно было на восемьдесят пять процентов, поэтому Лев и оказался в больнице Гиляровского.

Сперва все шло по плану: Непольский встрече с другом обрадовался, выписал ему пропуск на территорию больницы, встретил, как родного, напоил чаем, долго расспрашивал про жену, здоровье и житье-бытье, старательно обходя тему профессиональной деятельности Гурова. Затем, как это обычно бывает, в разговоре образовалась пауза, которой тот беззастенчиво воспользовался. Начал он с изюминки, если можно так назвать странную особенность преступлений, совершаемых «Беспалыми», а именно с рассказа об отрезанных и исчезнувших пальцах.

Расчет оказался верный, история Непольского явно зацепила. Он принялся выспрашивать подробности, вникать в нюансы и что-то старательно черкать на возникшем из ниоткуда листке бумаги. Гуров старался как мог, расписывал каждый случай во всех красках, даже фотоснимки Непольскому предъявить не поленился. И вот, когда, по его ощущениям, Веня по уши увяз в расставленных силках, тот вдруг отложил в сторону лист и резко сменил тему. Заговорил о какой-то конференции, к которой вроде как готовится вся психиатрическая элита, и он, Непольский, в том числе.

Гуров аж опешил, отчего без обиняков заявил, что до конференции ему совершенно никакого дела нет и пусть, мол, Веня от темы не уходит. Вот тут и началось: Веня вспылил, обвинил друга в том, что тот пытается использовать его расположение в корыстных целях, а ему такой расклад совершенно не по вкусу. Лев принес формальные извинения, но давить на друга не перестал. Наоборот, засыпал того аргументами, которые должны были пробудить в психиатре чувство долга перед обществом. Короче, давил на совесть, пока тот не взорвался окончательно и не выдал вышеизложенную тираду о гарантиях.

Ответный взрыв эмоций обычно щепетильного в подборе слов полковника заставил Непольского сбавить тон. Подобных заявлений, типа «по уши в дерьме», он от друга не слышал за все время знакомства, оттого и приутих.

– Видно, сильно тебя прижало, – резюмировал Непольский после минутной паузы.

– Не то слово, Веня, – вздохнул Лев. – Я больше двух недель бьюсь как рыба об лед, а толку нет. Нервы на пределе, начальство давит. Если честно, черт с ним, с начальством, самому противно. Ведь сколько душ эти мерзавцы загубили, а сколько еще загубят, если их не остановить! Как подумаю об этом, жутко становится.

– Слишком уж ты к себе строг, Лева, – осуждающе покачал головой Непольский. – Ты ведь всего лишь человек, со всеми человеческими слабостями и классическими возможностями. Ты не супергерой, не маг, не волшебник, так и не предъявляй к себе завышенных требований.

– Тогда незачем было идти в убойный отдел, брать на себя обязательства и полномочия, – устало проговорил Лев. – Ладно, все это лирика. Ты лучше скажи: будешь помогать или мне другого эксперта искать?

– Ну, в том, что тебя отказ не остановит, я не сомневаюсь, – заулыбался Непольский, – а потому попытаюсь помочь.

– С этого и нужно было начинать, – облегченно выдохнул Гуров.

– Попытаюсь, – повторил Непольский, увидев, как заблестели глаза у друга. – Не решу твои проблемы, не вложу тебе в руки волшебную палочку или ключ к разгадке, а всего лишь попытаюсь нарисовать психологический портрет членов банды. Особых надежд не питай, Лева, все, что я скажу, не более чем теоретические выкладки.

– Для начала пойдет, – согласно кивнул Лев.

– Начнем, пожалуй, с возраста, – с минуту подумав, начал Непольский. – Возраст твоих преступников должен варьироваться в пределах от восемнадцати до двадцати шести лет. Почему? Да потому, что в этом возрасте молодые люди наиболее подвержены психологическим метаниям. Становление личности, осознание собственной значимости и все такое.

– Разве этим грешат в восемнадцать? Не раньше? – удивился Гуров.

– Ты прав, начало пубертатного периода наступает несколько раньше. Для девочек – лет в двенадцать, для мальчиков – чуть позже, и к восемнадцати, как правило, завершается, но мы говорим не о половой зрелости, а о зрелости психики. Тут все индивидуально, хотя и связано с пубертатом. Итак, если не желаешь прослушать курс молодого психолога, придется полагаться на мои знания и мой опыт.

– Ладно, молчу. – Гуров жестом показал, что идет на попятный.

– Все же объяснюсь, почему мной определен именно этот возрастной отрезок, – подумав, произнес Непольский. – Дело в том, что речь идет не о классике девиантного поведения подростков и лиц более старшего возраста. Группы людей, чье поведение не укладывается в общепринятые нормы, существовали всегда, и наибольший процент данных отклонений от нормы поведения приходится как раз на пубертат. Но! Девиант, в классических его проявлениях, теряет актуальность, как только подросток переходит во взрослую жизнь. Обзаводится семьей, получает работу в престижной фирме, поступает в высшее учебное заведение – все это дает ему возможность осознать себя полноценным членом общества и без дополнительных стимулов.