Джеймс заслуживает большего. Да, Франклин с его легкой руки узнал об «отвращении к деспотичной власти». Но дело не только в вышеупомянутых колотушках. Помимо этого Джеймс, храбро и мужественно бросивший вызов бостонской правящей элите, послужил для брата примером. Джеймс был первым большим борцом за независимую прессу в Америке, и именно он оказал самое значительное влияние на младшего брата в сфере журналистики.

Он также повлиял на его литературные склонности. Сайленс Дугуд, смоделированная по принципу Аддисона и Стила, могла возникнуть в голове у Бенджамина, но фактически своим незамысловатым просторечием и умением общаться с людьми различных сословий она больше напоминала Эбигейл Афтервит, Джека Далмена и других вымышленных персонажей, созданных Джеймсом для газеты Courant.

Разрыв Бенджамина с братом принес удачу его карьере. Вырасти в Бостоне было везением, но свободомыслящему деисту, не посещавшему Гарвард, тесный городок не смог бы дать многое. «Я уже выставил себя в неблагоприятном свете перед правящей партией, — писал он позже, — и велика была вероятность того, что если я останусь, вскоре у меня начнутся неприятности». Его насмешки над религией привели к тому, что в него стали тыкать пальцем «хорошие люди, ужасавшиеся моему безбожию и атеизму». В общем и целом, самое время оставить и брата, и Бостон[44].

Среди первых поселенцев Америки существовала традиция: когда в населенном пункте становилось слишком много ограничений, люди быстро перебирались на незаселенную местность. Но Франклин относился к другому виду американских бунтарей. Дикая местность не манила его. Напротив, его влекли к себе новые торговые центры, Нью-Йорк и Филадельфия. Там имелись шансы добиться успеха, так, чтобы человек был обязан только самому себе. Джон Уинтроп мог вести за собой группу пуритан, держа путь на дикие неизведанные земли; Франклин, напротив, относился к новому поколению, совершавшему путешествие по торговым улицам.

Побоявшись, как бы брат не попытался задержать его, Франклин позаботился, чтобы друг тайно оплатил ему проезд на сторожевом судне до Нью-Йорка. Чтобы осуществить задуманное, он сочинил легенду, будто бы некоему молодому человеку нужно улизнуть, так как он «ввязался в интрижку с девушкой легкого поведения» (или, как сформулировал Франклин в более раннем наброске, «осчастливил публичную девку ребенком»). Продав некоторые книги, чтобы оплатить проезд, семнадцатилетний Франклин отправился в плавание при попутном ветре вечером в среду, 25 сентября 1723 года. В следующий понедельник в New England Courant было опубликовано краткое и немного грустное объявление: «Джеймс Франклин, печатник на Квин-стрит, ищет способного парня на место подмастерья»[45].

Молодым подмастерьем Франклин прочитал книгу, прославляющую вегетарианство. Он решил соблюдать эту диету, но не столько из соображений морали и здорового питания, сколько из-за финансового положения: такой рацион позволял ему откладывать для покупки книг половину суммы, которую брат выделял на еду. В то время как сотрудники разбредались, чтобы где-нибудь от души поесть, Франклин довольствовался пресными лепешками и горстью изюма. Он использовал обеденное время для обучения, «в котором делал еще бóльшие успехи благодаря удивительной ясности ума и обостренному восприятию, которые бывают при умеренности в еде и питье»[46].

По сути, Франклин был очень рассудительным юношей. Он мыслил настолько рационально, что мог обосновать все что угодно. По пути из Бостона в Нью-Йорк, когда из-за штиля судно остановилось у Блок-Айленда, моряки поймали и приготовили треску. Поначалу Франклин отказывался от еды, но передумал, когда запах, доносившийся со сковородки, стал откровенно заманчивым. Позже с шутливой задумчивостью он опишет этот случай так:

Отсюда он извлек ироничный и, возможно, даже несколько циничный урок, который был сведен к следующему утверждению: «Чрезвычайно удобно быть рассудительным, ведь это дает возможность найти или выдумать объяснение любому поступку»[47].

Рациональность Франклина сделала его образцом человека эпохи Просвещения, века разума, расцветшего в Европе и Америке в XVIII веке. Его мало интересовал религиозный жар эпохи, в которую он был рожден, так же как и возвышенные настроения романтизма, зародившегося ближе к концу его жизни. Подобно Вольтеру, он мог подтрунивать над усилиями — как своими, так и человечества в целом, — совершенными в те моменты, когда люди перестают руководствоваться разумом. Повторяющаяся тема в его автобиографии, так же как и в рассказах и альманахе, — это удивительная способность человека логически обосновывать свои поступки.

В возрасте семнадцати лет Франклин отличался удивительным сложением: мускулистый юноша с широкой грудью и открытым честным лицом, ростом почти в шесть футов (метр восемьдесят сантиметров). У него был талант ладить с кем угодно, будь то задиристые лавочники или состоятельные коммерсанты, грамотеи или жулики. Он отличался удивительным обаянием, словно притягивал к себе людей, желающих ему помочь. Он никогда не был робким, всегда стремился заводить новых друзей и покровителей, зная, как правильно применять обаяние.

Так, к примеру, во время побега он познакомился с единственным печатником Нью-Йорка, Уильямом Брэдфордом. Тот публиковал передовые статьи того же направления, что и Джеймс Франклин, — против «угнетателей и тиранов». У Брэдфорда не было работы для Франклина, но он предложил юному беглецу держать путь в Филадельфию и попробовать устроиться на работу к его сыну Эндрю Брэдфорду, который руководил семейной типографией и выпускал еженедельную газету.