есть продолжение того направления в современной науке, которое мы связываем с именами Дарвина, Сеченова, Павлова, Ухтомского и Вернадского, путь уяснения великого перехода от биосферы к ноосфере на нашей планете. Обрыв филогенетических корней, «провал» между био– и ноосферой, иногда прикрываемый туманными ссылками на все объясняющую «социальность», неизбежно ведет к идеализму. Яркий пример тому – пессимизм такого выдающегося знатока деятельности мозга, как Дж. Экклс. Блестящее изложение данных современной нейрофизиологии, анализ роли социальной среды в формировании психики ребенка Экклс неожиданно заключает: «Можно подумать, что я перешел на чисто материалистические позиции, где биологическая эволюция, с одной стороны, и культурная эволюция – с другой, полностью объясняют человеческую личность… Я утверждаю, что мы должны понять уникальность личности как результат сверхъестественного творения того, что в религиозном смысле называется душой» (Eccles, 1979, р. 144).

Говорят, что Коперник своим открытием остановил Солнце и заставил вращаться Землю. Открыв значение потребностей как специфической (сущностной) силы живого, включая человека, как источника и побудителя активного освоения им окружающего мира и познания самого себя, наука материализовала душу и одухотворила материю. Высшие формы мотивации поведения животных – их зоосоциальные рефлексы и рефлексы саморазвития (исследовательский, имитационный, игровой) – явились той филогенетической предпосылкой, на базе которой труд и культурное наследование обусловили качественный скачок в развитии живой природы – возникновение ноосферы.

Итак, исходными, самостоятельными по происхождению, базисными по своим характеристикам являются следующие потребности.

1. Витальные (биологические) потребности в пище, воде, сне, температурном комфорте, защите от внешних вредностей и т. д. призваны обеспечить индивидуальное и видовое существование человека, принадлежащего живой природе на высшей стадии ее развития. Они порождают множество материальных квазипотребностей в одежде, жилище, технике, необходимой для производства материальных благ, средствах защиты от вредных воздействий и т. п.

К числу биологических относится и потребность в экономии сил, побуждающая человека искать наиболее короткий, легкий и простой путь к достижению своих целей. Принцип экономии сил лежит в основе изобретательства и совершенствования навыков, но может приобрести и самодовлеющее значение, трансформировавшись в лень.

2. Социальные потребности в узком и собственном смысле слова (поскольку социально опосредованы все побуждения человека), включающие потребность принадлежать к социальной группе (общности) и занимать в этой группе определенное (не обязательно лидирующее) место, пользоваться привязанностью и вниманием окружающих, быть объектом их уважения и любви. В. А. Ядов (1979) классифицирует социальные потребности по сфере общественных отношений, будь то семья, коллектив, социальная система в целом. Если в качестве подобной общности выступает племя, нация, этнос, возникает комплекс потребностей, которые можно назвать этническими, причем их роль в современном мире оказалась явно недооценена. Полагают, что, взаимодействуя с группой, субъект стремится к двум целям: слиться с социумом и вместе с тем выделить, отстоять свое «Я». Мы рассматриваем эти две тенденции как стремление принадлежать к группе и занимать в ней определенное место, соответствующее представлениям субъекта о справедливости.

Понятие о справедливости есть отражение в сознании субъекта исторически детерминированного соотношения прав и обязанностей, которое в мотивационной сфере субъекта репрезентировано потребностями «для себя» и «для других». Соотношение этих потребностей Б. Ф. Ломов (1984) определяет как направленность личности, как отношение того, что личность получает и берет от общества (имеются в виду и материальные, и духовные ценности), к тому, что она ему дает, вносит в его развитие. Заметим, что потребности «для себя» бессмысленно противопоставлять потребностям «для других» не только потому, что они объективно существуют, но и потому, что каждая из них несет свою социально полезную функцию. Потребность «для себя» порождает чувство собственного достоинства, независимость суждений, самостоятельность мысли. Потребность «для других» делает человека доброжелательным, способным к сочувствию, состраданию и сотрудничеству.

Среди социальных потребностей мы хотим особо выделить потребность следовать нормам, принятым в данном обществе, без которой существование социальных систем оказалось бы вообще невозможным. Г. Гегель (1968) рассматривал ее как потребность в религии, хотя правильнее было бы понимать ее более широко: как потребность в идеологии, нормирующей удовлетворение всех других витальных, социальных и духовных потребностей человека. Нормы формируются в результате сложнейшего взаимодействия исторических, экономических, национальных и других факторов, они получают отражение в общественном сознании, закрепляются господствующей идеологией, моралью и законодательством. Но соблюдение этих норм базируется на присущей членам сообщества социальной потребности следовать поведенческим, нравственным, эстетическим и тому подобным эталонам.

Хорошо упроченные нормы становятся привычкой, «второй натурой» и в определенный момент перестают контролироваться сознанием, переходят в сферу подсознания.

Человек уже не задумывается над тем, как ему следует поступить в том или ином случае. Глубоко усвоенная норма делает его поведение автоматическим, инстинктивным, хотя, разумеется, ни о каком инстинкте в строгом смысле здесь говорить нельзя, поскольку «инстинктивное» значит «врожденное». Инстинкты не осознаются изначально и потому не могут быть отнесены к подсознанию. Нормы усваиваются в процессе воспитания, их неосознаваемость исторически вторична и принадлежит подсознанию.

Свидетельством самостоятельного происхождения социальных потребностей человека служит развитие ребенка. Тщательные наблюдения показали, что актуализируемая в процессе общения потребность, обусловливающая привязанность и боязнь одиночества, не является производной ни от потребности в пище, ни от ранней сексуальности, как предполагал З. Фрейд. Более того, если функции удовлетворения витальных потребностей (кормление, уход, смена пеленок и т. д.) и общение в виде улыбок, «разговора», игры с ребенком разделить между двумя лицами, ребенок больше привязывается к тому человеку, который вступает с ним в контакт. В то же время он остается равнодушен к взрослому, бесстрастно удовлетворяющему его первейшие жизненные нужды. Замечательные наблюдения А. И. Мещерякова за развитием слепоглухонемых от рождения детей показали, что в основе ранней социализации ребенка лежат «совместно разделенные действия» (сравните с ролью труда в антропосоциогенезе!), благодаря которым ребенок из объекта забот превращается в деятельного субъекта, а от «языка» предметных действий постепенно переходит к словесному языку (Кондратов, 1982).

Третью и последнюю группу исходных потребностей составляют идеальные потребности познания окружающего мира и своего места в нем, познания смысла и назначения своего существования на земле как путем присвоения уже имеющихся культурных ценностей, так и путем открытия совершенно нового, неизвестного предшествующим поколениям.

И снова мы должны подчеркнуть, что потребность познания не является производной от биологических и социальных, хотя, разумеется, вторично связана с ними самым тесным образом. Потребность познания ведет свое происхождение от универсальной потребности в информации, изначально присущей всему живому наряду с потребностью в притоке вещества и энергии. Удовлетворение любой потребности требует информации о путях и способах достижения цели. Вместе с тем существует потребность в информации как стремление к новому, ранее неизвестному, безотносительно к его прагматическому значению в смысле удовлетворения каких-либо биологических и социальных нужд. Подобная точка зрения на природу познавательных