Однажды она приехала к нему – зашла в квартиру и удивилась:

– Боже, какая у вас чистота! Все по местам, с ума сойти!

Он открыл холодильник и поставил греть на плиту жаркое – мать оставила ему еды недели на две.

Она ела и качала головой от восторга.

– Боже, как вкусно! И мясо, и малосольные огурчики! У тебя маман – гигант, – заключила она. И добавила с грустью: – А мы живем одним днем, безалаберно как-то живем. Знаешь, я суп ем только в столовке в альма-матер.

– Ну, у всех по-разному, – дипломатично ответил он.

А она задумчиво протянула:

– В общем, жена из меня будет никакая. Нет школы! – И, испугавшись самой себя, со смущенным смешком добавила: – Зато я честно обо всем тебя предупредила. Теперь с меня взятки гладки!

Это правда, с нее всегда были взятки гладки. Как с гуся вода. Весь август пролетел в бешеной круговерти – днями они шатались по Москве, где уже определились их места – скамейка на Патриарших, кафешка на Бронной, сквер у Никитских, переулочки Замоскворечья, киношка в «Ударнике». Вечерами ехали к кому-то на квартиру: в августе у многих были свободные хаты – родители разъезжались в отпуска. А ночи, ночи были точно только их. На Лесной в августе почти не появлялись – пропадали у него на Вернадского. Сначала Маша возмущалась:

– Живешь на выселках!

А потом привыкла и оценила – да, воздух, лес под окном. Нет, неплохо, тихо. Действительно – спальный район. Правда, им было не до сна.

К сентябрю приехали родители. Мать критически осмотрела его – похудел, побледнел. Как-то протянула ему Машину заколку, посоветовала:

– Отдай владелице.

А он ходил с дурацкой улыбкой на лице и распевал:

– «А я кружу напропалую с самой ветреной из женщин».

И еще про то, как ругает мама, «что меня ночами нету».

Мать не ругала, нет, а только посмеивалась и качала головой. И еще грозно напоминала – скоро институт! Четвертый курс, между прочим!

В сентябре разбежались по институтам. Полдня прожить без Маши было невыносимо. После лекций мчался к ней, сидел в сквере напротив, вглядываясь в прохожих – только бы не пропустить.

Однажды в октябре мать сказала:

– Что же ты скрываешь от нас свою девушку? Приводи!

Он передал Маше, что в субботу родители ждут на ужин. Она удивилась и задала абсолютно нелепый вопрос:

– А для чего?

– В каком смысле, для чего? – разозлился он. – Просто познакомиться.

– А зачем? – вновь удивленно поинтересовалась она.

Нет, все-таки что-то ей абсолютно непонятно. Даже не знаешь, как человеку в девятнадцать лет можно объяснять такие вещи. А она канючила:

– А может, рассосется? Ну, не люблю я все это – здрасьте, здрасьте, шаркнуть ножкой, нож – вилка. А чем вы занимаетесь? А какие планы на будущее?

Но здесь он был тверд: во-первых, родители – нормальные люди, а во-вторых, как он им объяснит, что она не хочет приходить к ним в дом в их присутствии? Бред какой-то! Маша, вздыхая, согласилась. Он встретил ее у метро и купил маме букет садовых ромашек. Конечно, та накрыла стол – скатерть, пирог, курица, салат, бутылка вина. Маша не робела, просто недоумевала – к чему такой парад? Посидели, пообщались на общие темы. Без напряга. А потом пошли в его комнату, и она спросила:

– Я останусь?

Он помолчал и попытался ей объяснить, что это не очень здорово и их не поймут.

– Почему? – удивилась она. – Они же догадываются, что мы не просто за ручку ходим. Мы же взрослые люди? В конце концов это называется ханжество.

– Да нет, – оправдывался он. – Просто у нас так не принято, понимаешь, ну не готовы они пока к этому.

Она тогда впервые всерьез обиделась. Он спустился и поймал такси.

Назавтра мать ему сказала на кухне как бы так, между прочим:

– Ты же знаешь конечно же, я за любовь. Но она не жена, понимаешь? И ты не обольщайся. Люби себе на здоровье, но не заморачивайся.

Он разозлился:

– И это говоришь ты? Ты, которая провозглашает лозунг – только любовь имеет значение?

– Это так, – медленно ответила мать. – Но, видишь ли, кроме любви, есть еще много составляющих семейной жизни. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет! – резко ответил он. И добавил: – От тебя я такого не ожидал.

Начались занятия в институте, и видеться они стали реже. Нет, он конечно же по-прежнему рвался, бежал к Маше при любой возможности – встречал в садике у Щуки, провожал, караулил у дома. Она, при всей своей легкомысленности, была довольно серьезно погружена в учебный процесс – говорила о педагогах, предметах, любимых и нелюбимых, примеряла на себя возможные роли. Он к учебе относился спокойно, по-студенчески, занимался от сессии до сессии. Этот процесс его не увлекал, просто он четко понимал, что надо получить «верхнее» образование. Мать с отцом сначала опасались – не будет ли он манкировать занятиями, но потом успокоились и вздохнули: сессии сдает – и ладно.

Новый год они встречали вдвоем у Маши. Мать, Марина-балерина, как он ее окрестил, встречала праздник где-то за городом. Тридцать первого днем он притащил маленькую пушистую елочку. Маша растерялась – украшать елку было нечем, игрушек в доме не водилось. «Странно, – думал он, вешая на елку мандарины, конфеты, плюшевые игрушки и еще какую-то ерунду, – люди живут совсем без традиций. А мама всегда говорила, что традиции – основа семьи». Праздничный стол конечно же Маша не приготовила, но выручили мамины утка и пироги с капустой. Торт купили в соседней булочной. Зажгли свечи и сели за стол. Маша произнесла тост, состоящий из двух слов:

«За счастье».

Потом они танцевали, пили чай и в два часа ночи вышли на пустую улицу. Снега лежало немного, но мела поземка, и небо было чистым и звездным.

– Я люблю тебя, – выдохнул он.

Она не ответила, а только внимательным и долгим взглядом посмотрела ему в глаза, а потом вздохнула и провела по его щеке своей невесомой рукой. И опять была ночь, и смятение, и все-таки счастье. А утром она ему сказала:

– Слушай, перебирайся ко мне. Будем чаще видеться.

Он растерялся, опешил, а потом неловко пошутил:

– Ты делаешь мне предложение?

– Как хочешь это назови, но маман на Кутузовском со своим Жекой, вроде у них все ладно, а я по тебе скучаю.

– Давай поженимся, – вдруг предложил он.

– Дурак, разве в этом дело, – ответила она и вышла из комнаты.

На следующий день он перевез к ней свои вещи – магнитофон, гитару, какие-то тряпки. Она дала ему связку ключей. А в целом конечно же ничего не изменилось. Днями они пропадали в институтах, вечером встречались, варили пельмени, иногда шли в кино, иногда заваливались к кому-нибудь в гости, иногда кто-то приходил к ним. Если вдруг Маша задерживалась, он не отходил от окна и почему-то начинал ревновать. Однажды он пошутил на эту тему, а она удивленно посмотрела на него и сказала: